ХОТИСИНО — деревня в Жиздринском уезде (ныне Думиничском районе) при реке Брынь, в шести верстах от села Брынь и на таком же расстоянии от самих Думиничей. Приход со своим священником здесь возник еще в 1880-х годах, однако сведения о старообрядчестве отрывочны. В конце XIX века он составлял не менее двухсот человек. Имеется в виду население только Хотисина, где было тогда 25 дворов. Сюда же следует добавить старообрядцев из окрестных деревень Буды, Рукав, Поляки, Плоцкое Семичастное. Вначале в селе был молитвенный дом, затем камен­ный храм, освященный во имя Преображения Господня.

Хотисинский священник Прохор Агешин, прежде чем принять от архиепископа Савватия (Левшина) Московского сан, был уставщиком в Полотняном Заводе и Фролове. В Хотисине он появился не позднее 1888 года. «Службы и требы в д. Хотисиной отправля­ет свободно, открыто служит литургии, для чего имеет походную церковь. На публичные беседы к православному миссионеру не является под предлогом будто бы отлучек, и старообрядцам хо­дить на беседы настрого запрещает» — этот отзыв отец Прохор «заработал» от синодского духовенства в 1893 году[1].

Священник Прохор Агешин (Хотисино)

Моленная в Хотисине размещалась при доме крестьянина Се­мена Осиповича Никулина, который и был при ней уставщиком. Раньше собирались на молитву «в домах разных лиц». Никулин­ская моленная была каменной, тринадцати аршин в длину (око­ло 9 метров), с печью. Построен дом был годах в семидесятых, а молиться в нем стали, когда появился в деревне отец Прохор Агешин. Попечителем и старостой моленной назван в документах 1893 года некто Тимофей Яковлевич Дашонков. В ту пору ему было 36 лет и он занимался хлебной торговлей, то есть человеком был небедным. В том же 1893 году вставал вопрос о переводе Про­хора Агешина в Полотняный Завод, где он ранее служил уставщиком, но старообрядец из Брыни Стефан Ефимович Быков (возмож­но, с согласия священника) обратился к архиепископу Савватию с прошением оставить его в Хотисине[2]. Брынские старообрядцы признававшие духовную власть Московской архиепископии, относились к хотисинскому приходу.

В 1896 году Семен Никулин решил безвозмездно передать мо­ленную в распоряжение общины. Местный уездный исправник не возражал. Местный синодский причт выступил категорически против, усматривая в этом повод для старообрядцев утверждать, «то их вера — правая[3].

Дело о моленной Никулина дошло до Министерства внутренних дел В мае 1898 года оттуда в Калужское губернское правление пришел ответ, что против Никулина следует возбудить уголовное преследование. Под письмом стояла личная подпись министра. В августе того же года с аналогичной инициативой выступила ка­лужская духовная консистория.

Летом 1899 года в Хотисино приехал уездный исправник, собрал крестьян и объявил, что отныне им в доме Никулина соби­раться запрещено. Моленную, очевидно, опечатали.

Не лыком были шиты хотисинские крестьяне пожаловались на самого министра в Сенат[4]. Толку с этого, конечно, не было. Жалобщики — Карп Симонов и Василий Кирюшкин ходатайс­твовали потом, чтобы моленную в Хотисине открыли. Результаты их ходатайства, равно как и результаты уголовного дела на Ни­кулина, неизвестны. Так или иначе, вскоре наступила «оттепель» 1905 года и молиться стало можно свободно.

О регистрации общины в Хотисино в губернском правлении сведений нет. Не исключено, что она не регистрировалась. В на­чале XX века в деревне возник свой каменный храм, он был освя­щен во имя Преображения. Можно предположить, что перестроен был из прежней моленной, тоже каменной.

7 июня (25 мая по старому стилю) 1920 года епископ Павел (Силаев) Калужско-Смоленский рукоположил в Хотисино свя­щенника Елисея Кузьмича Доничева. Он родился в июле 1889 года или в Хотисине, или в соседнем селе Брынь. Есть документы, где упоминается его отец, Кузьма Афиногенович Доничев (род. в 1858 г. или около того). В 1893 году синодский священник из села Мокрого того же Жиздринского уезда М. Владимиров от­зывался, что Кузьма Доничев — «грамотный и рассудительный», способный рассуждать о вере[5]. Прежде чем стать священником, отец Елисей послужил в царской армии рядовым солдатом, крес­тьянствовал. Летом занимался обычным крестьянским трудом, зимой возил дрова и лес для дома. И воспитывал детей. Их у него было шестеро.

Мне довелось в Москве познакомиться с его сыном, Алексеем Елисеевичем Доничевым. Ему попало в руки первое издание моей книги Мы созвонились и встретились на Рогожском кладбище в Москве, в Духовном училище, которое в 2000-х годах открыла старообрядческая митрополия. Алексей Елисеевич много расска­зывал об отце, о всех его родных. Потом написал воспоминания, которые я отослал в нижегородскую газету «Старообрядецъ», где они и увидели свет. Алексей Доничев сохранил воспоминания и о своем прадеде Афиногене: он жил в деревне Буда Монастырская под Думиничами, имел трех сыновей: Кузьму, Ивана, Никиту и дочь Татьяну, а после смерти супруги принял решение удалиться в Черемшанский монастырь, расположенный на Волге близ Са­ратова. Когда у дочери Татьяны умерли муж и сын, она вслед за отцом тоже уехала в монастырь, где шила облачения и трудилась на кухне, затем приняла иночество с наречением имени Таифа, а после и схиму. Афиноген же постригся в иноки с именем Ана­толий. Елисей Кузмич Доничев ребенком тоже воспитывался в Черемшанском монастыре, некоторое время жил там вместе с Василием Королевым, будущим настоятелем Покровского кафед­рального собора, что на Рогожском кладбище.

Спустя какое-то время после рукоположения отец Елисей был назначен благочинным. В деревне с согласия родителей он обучал других детей церковному чтению и пению. «Среди таких детей были Василий Прокошин и Прохор Капцов, впоследствии они ста­ли стихарными, — вспоминал Алексей Елисевич. — В середине 1980-х годов Прохор мне рассказывал, что когда в 1920-е годы в Хотисино приезжал епископ Савва Калужско-Смоленский, то пос­ле службы от церкви до дома священника (а это примерно метров 200—250) была проложена ковровая дорожка, и епископ в сопровождении духовенства шел по ней. Я спросил: “Кто же мог такое организовать?” — “Василий Маркелович Кирюшкин, который в то время был церковным старостой”. Ему активно помогали Петр Никулин (сын Семена Осиповича Никулина, который построил в деревне моленную, а затем передал здание в собственность общи­ны) и Антон Капцов».

25 февраля 1930 года Елисей Доничев был арестован в Хоти­сино по обвинению в контрреволюционной агитации и заключен в сухиничский дом заключения[6]. 28 апреля тройка ОГПУ при­говорила священника к пяти годам лагерей. Из Сухиничей он отправился отбывать наказание в Архангельск. Реабилитирован по этому делу был в сентябре 1989 года.

В марте 1931 года в Хотисино переехал из мосальского села Устоши отец Андрей Хотеев. Он прослужил в деревне шесть лет.

В 1934-м священника задержало ОГПУ, обвинив в махинациях с золотом. По тем временам причиной для подобного ареста могла быть продажа какой-нибудь золотой вещи... Священник пробыл в заключении семь дней. 22 сентября 1937 года последовал вто­рой арест[7]. О.Андрея заточили в тот же сухиничский дом за­ключения. 31 октября 1937 года на заседании тройки УНКВД по Смоленской области его приговорили к расстрелу с конфискацией имущества. Приговор был приведен в исполнение 14 ноября в 22 часа. Реабилитирован священник в 1957 году.

Елисей Доничев вернулся из ссылки, когда в деревне служил Хотеев. Перевода на другой приход он не получил. После закры­тия Черемшанского монастыря инокиня Таифа тоже вернулась в Хотисино и жила в доме отца Елисея. «Еду она готовила себе отдельно, — вспоминал Алексей Доничев, — так как мяса не ела, все посты соблюдала безукоризненно. Невероятно, как она из гри­бов валуев, которые никто не собирал, делала отличные, вкусней­шие блюда. Она знала, как их вымачивать, какие травы и специи добавлять. Во время немецкой оккупации, зимой 1942 года, ма­тушка Таифа ходила в Буду Монастырскую к брату, племяннице Евдокии Кузьминичне и семьям репрессированных племянников Савелия и Лазаря. Ее почему-то пропускали и немецкие часовые, и наши. Линия фронта разделила две эти деревни». Умерла ино­киня Таифа в 1948 году.

Во второй раз Елисея Доничева арестовали в ноябре 1937 года в Москве, куда он приехал к дочери. По обвинению в контррево­люционной агитации его приговорили тройкой при УНКВД по Московской области к высшей мере наказания. Священника расстреляли и похоронили на Бутовском полигоне. Реабилитирован он по второму делу был в июне 1959 года. В 1937 году репресси­ям подверглись и двое братьев священника, Лазарь и Савелий, которые не вернулись из лагерей. Савелий умер в 1942 году от цинги под Нижним Тагилом, о судьбе Лазаря ничего неизвестно. Его семья, жена и сын, погибли во время Великой Отечественной войны, были расстреляны при отправке в Германию.

«В октябре 1942 года всех жителей освобожденных прифронто­вых деревень эвакуировали в тыл, — вспоминал Алексей Доничев. — Мы жили под Серпуховом. Через деревню проходило шоссе. В самый разгар Курской битвы по нему непрерывно двигались войска, как в сторону Москвы, так и обратно. Как-то наша ма­тушка отправилась в церковь на Рогожское кладбище. Выходит на дорогу со своим маленьким узелком, не имея ни паспорта, ни справки, никаких документов, вдруг останавливается грузовая машина, шофер сажает ее в открытый кузов (там была скамейка). Матушка благополучно доехала до Москвы. Для меня до сих пор остается загадкой, как это могло произойти, ведь у каждого поста проверяли документы». Отступавшие немцы полностью сожгли Хотисино. Жить можно было в землянках, временных построй­ках, в соседних деревнях, в бывшем храме, ведь он был камен­ным.

Сегодня в Хотисине никто не живет. Деревня чуточку «про­сыпается» летом, когда приезжают дачники. Бывший храм цел и используется как дачное строение.

[1] ГАКО. Ф. 33. Оп. 3. Д. 1901. Л. 29 об. Тут же упомянут и С.О. Никулин (как уставщик и начетчик).

[2] РГАДА. Ф. 1475. Оп. 1. Д. 336. Лл. 249–250.

[3] ГАКО. Ф. 62. Оп. 6. Д. 1146. Л. 10.

[4] Там же. Л. 71.

[5] ГАКО. Ф. 33. Оп. 3. Д. 1901. Лл. 118–118об. (сведения о старообрядческих начетчиках, проживающих в окрестностях Хотисино). 

[6] Боченков В.В. Годы и приходы. М., 2001. С. 116, 117.

[7] Там же.