Цитаты и аллюзии к поэтическим произведениям Н. А. Некрасова

в публицистике старообрядческого епископа Михаила (Семенова)

 

Один из заметных публицистов начала ХХ века старообрядческий епископ Михаил (Семенов)[1] пока интересует больше исследователей-историков. О нем при жизни отзывались многие: С.Н. Булгаков[2], Д. С. Мережковский[3], В. В. Розанов, назвавший его «монахом “по зову Господню”» (в статье «Архимандрит Михаил»[4]), Д. В. Философов[5], М. С. Шагинян[6], М. М. Пришвин[7], В. И. Ленин[8], З. Н. Гиппиус (в дневниках) и др. Его неожиданная смерть в 1916 г. вызвала множество откликов в тогдашней периодике[9]. Памяти епископа Михаила было посвящено заседание Петроградского Религиозно-философского общества 4 декабря 1916 г. под председательством А. В. Карташова.

В поле зрения епископа Михаила и его публицистики были многие отечественные писатели, его современники и предшественники: Л. Н. Андреев, М. П. Арцыбашев, В. М. Гаршин, Н. В. Гоголь, А. М. Горький, С. И. Гусев-Оренбургский, С. Елеонский (С. Н. Миловский), В. Г. Короленко, Д. С. Мережковский, В. В. Муйжель, И. С. Никитин, В. В. Розанов, Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев, А. С. Хомяков, А. П. Чехов.

Не исключение и Н. А. Некрасов. Особенности прочтения этого поэта, обращения к его творчеству, на наш взгляд, обладали любопытными особенностями. Чтобы показать это, остановимся вначале на использовании цитат и аллюзий из некрасовских стихотворений в статьях публициста[10].

 

1

 

 

Впервые обращение к творчеству Н. А. Некрасова (более ранних примеров выявить пока не удалось) прозвучало в статье отца Михаила «Побольше идеализма». Ни фамилия поэта, ни название стихотворения не были названы. Статья была опубликована в «Воронежских епархиальных ведомостях»[11]. Ее темой был поиск призвания и идеала в юношеские годы. Статья от начала до конца выстроена на межтекстовых связях[12], за которыми открывается широкий пласт отечественной поэзии и прозы. Автор использует различные приемы введения: цитаты, аллюзии, обращение к образу, созданному другим писателем, собственное изложение уже опубликованных произведений разных авторов. Раскрывая тему утраты идеалов, автор констатировал: «Сколько наблюдаю я за “новым” юношеством, – идеалы действительно потеряны, огонь их юности погас раньше, чем разгорелся, как следует». И далее, чтобы подтвердить свое обобщение, обращается к Н. А. Некрасову, изменяя цитату и не называя ни автора, ни названия стихотворения:

 

Суждены нам благие порывы,

А свершить ничего не дано.

 

Местоимение «вам» в цитате из «Рыцаря на час» меняется: «суждены нам…». Упоминание о том, что их автор – «поэт 30-х годов», можно (условно) списать на опечатку. С другой стороны, речь может идти о речевом клише, близком к крылатому выражению, о паремии, когда память о конкретном авторе уже стерлась, и его имя не важно. Может быть, в данном случае это именно так, однако обращение к творчеству поэта сохранится у Михаила на протяжении всей его жизни. Пока же это сделано вскользь, и в этой статье он больше цитирует других поэтов (А. М. Жемчужников, Э. И. Губер), к которым позже, в отличие от Н. А. Некрасова, не вернется.

«Воронежские епархиальные ведомости» со статьей иеромонаха Михаила «Побольше идеализма»

 

После переезда в 1902 г. в Петербург отец Михаил (тогда иеромонах, впоследствии архимандрит) стал активно сотрудничать в журналах «Миссионерское обозрение» (1902–1904 гг.), «Русский паломник» (1902–1906 гг.), «Отдых христианина» (1903–1908 гг.). До 1905 г. его публицистика носит преимущественно дидактико-назидательный, нравоучительный характер, затем в ней все сильнее звучат мотивы социального переустройства, равенства людей, христианского социализма, реформирования церковного управления, отклики на те или иные общественно значимые события. 

В первой статье, опубликованной в «Русском паломнике», он сразу же оговорил задачу, которую себе ставит: «Я намерен отыскивать святое и светлое в литературе и жизни. Это не значит, что мои беседы будут литературным или газетным обозрением. Нет! По поводу впечатлений жизни или литературы я намерен “исповедаться”, каким “отзвуком” ответила на эти впечатления моя мысль, дать свой отклик на те вопросы, которые ставит литература и жизнь. А иногда я позволю себе и просто беседовать о том, что занимает ищущую истины совесть»[13]. По существу, он предлагал, выражаясь современным термином, цикл эссе, когда под эссе понимается «сочинение небольшого объема и свободной композиции, выражающее индивидуальные впечатления и соображения по конкретному поводу или вопросу и заведомо не претендующее на определяющую или исчерпывающую оценку предмета», «новое, субъективно окрашенное слово о чем-то»[14]. В стилевом плане отличительной чертой цикла был своеобразный синтез духовной и светской литературы, как отечественной, так и зарубежной. Этот цикл статей носил заголовок «Беседы с читателями “Русского паломника”. О живой жизни и вечных истинах».

В одной из первых своих статей, заговорив о проблеме детства, иеромонах Михаил процитировал грустные строки из «Песни Еремушке»:

 

В нас под кровлею отеческой

Не запало ни одно

Жизни чистой, человеческой

Плодотворное зерно[15].

 

И здесь не указывается ни автор, ни название. Четверостишие подается как обобщающая констатация факта: «К стыду нашей семьи, многие могут повторить о себе эти горькие слова поэта». Статья поднимает тему детства и предназначения человека. Рецепт для семьи и семейного воспитания один, все тот же – обращение к Евангелию и жизнь по духу Евангелия. Межтекстовые связи играют роль «иллюстраций»: автор разворачивает заимствованные из художественных произведений ситуации, когда появление ребенка в корне меняет жизнь окружающих к лучшему, потому что им передается младенческая чистота. Он использует для этого неназванные рассказы американского писателя Фрэнсиса Брета Гарта и Вл. И. Немировича-Данченко[16]. «Дети в семье всегда элемент преобразующий, оздоровляющий… В них “спасение”, они “соль”, охраняющая семью от духовного разложения». К сожалению, «с того дня, как ребенок начинает сознавать мир, начинается и систематическое разрушение детской души семьей, которая, по-видимому, сама должна бы строиться по образу и духу детской души». Поэтому, для контраста, требуется цитата из Н. А. Некрасова, где это противоречие обозначено предельно четко и трагично.

Эти же строки из «Песни Еремушке» будут точно также без упоминания фамилии автора процитированы в статье 1913 г. «Откуда неверие»[17], где в очередной раз поднимается свойственная для публицистики епископа Михаила тема воспитания. Некрасовская цитата звучит здесь в наряду со ссылками на проповеди южно-африканского проповедника Эндрю Мюррея и комедию Аристофана «Облака» (без упоминания названия). Цитируя четверостишие, автор подчеркивает, что это «тяжелое обвинение по адресу семьи».

В более поздней статье (1916 г.), приуроченной к Неделе св. Жен Мироносиц, епископ Михаил вновь обратится к запомнившемуся четверостишию из «Песни Еремушке», но ошибочно припишет его И.С. Никитину[18]. Это уже на опечатку не спишешь. К этой ошибке мы еще вернемся.

В последнем номере «Русского паломника» за 1902 г. в очередной статье цикла «Бесед с читателями» снова цитируется Н. А. Некрасов, на сей раз стихотворение «Маша» («Белый день занялся над столицей…»).

 

«Кому не знакома такая картинка? Далеко за полночь работает усталый и больной труженик. Больная грудь ноет, душит кашель, но он, “бледнолицый, не ложится – ему не до сна”. Почему же?

 

Завтра Маше подруга покажет

Дорогой и красивый наряд;

Ничего ему Маша не скажет,

Только взглянет: убийственный взгляд!

 

И вот, чтобы избавиться от упреков и неласкового взгляда, работает муж днем и ночью. “И кипит, поспевает работа, и горит, надрывается грудь”.

Не правда ли, так нередко бывает? А что далее! Далее:

 

Скоро в гроб его Маша уложит,

Проклянет свой сиротский удел,

И бедняжка ума не приложит,

Отчего он так скоро сгорел.

 

Все это знакомо, очень знакомо! Сколько недоброго совершалось и совершается только потому, что женщина слишком любит все те же звездочки и луночки, серьги и запястья…» и т.д.[19]

 

Характерная особенность: и в этой, третьей по счету, статье 1902 г. автор стихотворения, как и его название, не указан. Отобраны строфы, позволяющие воссоздать в воображении читателя необходимую «картинку»: женщина, преданная вещам, не имеющим никакой духовной ценности, и несчастный труженик-муж. Для статьи важен именно этот конфликт, а то, что муж был «человеком новой породы»,

 

Исключительно честь понимал

И безгрешные даже доходы

Называл воровством, либерал! –

 

автору могло бы помешать. Он сознательно обходит неудобную строфу, характеризующую героя. Некрасовский конфликт – трагедия долга, принципов, представлений о чести, но публицисту не важна эта окрашенная иронией («либерал!») трагедия. Статья обращена к женщинам. Цитата нужна, чтобы усилить ответный читательский отклик, эмоцию, попытку исправиться. К этой «узнаваемости» ситуаций публицист подталкивает риторическими вопросами и восклицаниями: «Все это знакомо!», «Кому не знакома такая картинка?», «Не правда ли, так нередко бывает?». Но ведь из некрасовского стихотворения может быть иной вывод: не будь муж «либералом» и понимай он долг иначе, все сложилось бы по-другому. У отца Михаила акцент переносится в другую плоскость: на женщину в семье с ее любовью к «звездочкам». Некрасовская ситуация, по-своему «обработанная», далее сопоставляется с христианским примером добродетели, с тем идеалом, к которому надлежит стремиться человеку, в частности, женщине. Вместо того, чтобы тратить время и деньги на украшения, можно совершить хотя бы одно незаметное, но доброе дело: «Вы не отложите в сторону свои серьги, запястья, звездочки и луночки? Конечно нет! Я и не решаюсь требовать этого. Но я призываю вас к доброму делу. Ежегодно целые толпы несчастных отправляются в далекую холодную Сибирь. За ними часто следуют их жены и дети. Помогите этим несчастным, которые пока в тюрьмах ждут своей участи (помощь им организована Великой княгиней Елизаветой Маврикиевной). Это ваш долг»[20]. Может быть, поэтому становится не столь уж существенным упоминание об авторе того или иного цитируемого отрывка. Ибо важней не «кто написал», а «о чем написано»[21].

Цитата из некрасовского стихотворения «Саша» используется в статье «На Вересаевскую тему», чтобы подчеркнуть проблематику: чтение и нравственно-этическое содержание произведений современной литературы. Поэтому она приведена в самом начале. Статья выстроена в виде диалога четырех читателей, каждый высказывает свою точку зрения о книге. Один из участников спора говорит, что читатель, не успевая «переварить» содержания книг, принимает его на веру или, что еще хуже, пытается «склеить» наскоро для себя какую-нибудь «веру», «программу», потому что иначе «неприлично жить». Такому читателю

 

что книга последняя скажет,

То ему на душу сверху и ляжет.

 

«Я убежден, что человечество умственно и морально тупеет, и виновна в этом в значительной мере книга», – подытоживает участник диалога[22]. Статья «На Вересаевскую тему» вошла в сборник архимандрита Михаила «Церковь, литература и жизнь», вышедший в 1905 г. В ней содержатся отзывы на произведения А.М. Горького (рассказ «Болесь», повесть «Трое»), сборник рассказов Ф.К. Соллогуба «Жало смерти» (тема самоубийств) и других авторов. Тему всей статьи и название задал рассказ В.В. Вересаева «На эстраде» и рассуждения его героя, писателя Осокина, о назначении искусства, моральной ответственности художника.   

 

 

2

 

В статье 1902 г. «Христос на Голгофе и воскресший»[23] иеромонах Михаил сравнивал два типа покаяния, для чего сопоставлял двух разных литературных героев. Это Раскольников («Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского) и Влас из одноименного стихотворения Н. А. Некрасова. «Такой путь покаяния до самораспятия есть общий неизбежный путь для всякой падшей и страдающей души. Это глубоко понял русский народ, в котором искание доброго всегда имеет форму покаянную. Влас Некрасова с его страстной жаждой самоспасания страданием – общерусский тип»[24]. Чтобы выделить особо значимое для автора обобщение, требуются эмфатические средства, и все предложение набирается курсивом.

Иеромонах Михаил подчеркивает далее, что настроение, коим охвачены Раскольников и Влас, «необходимо всякому». В том случае, если оно проходит «мимо внутреннего нашего состояния», значит, совесть наша дремлет. Пусть мы не совершили тех преступлений, которые совершили они, мы все равно грешим уже тем, что противопоставляем себя этим «мытарям и грешникам», и нас осуждает Голгофа. «Страдание – результат того, что каждый вносит отраву зла в мир, нарушая гармонию жизни». Так возникает тезис о всеобщей вине, всех перед всеми, он вскоре будет развит кружком голгофских христиан, к которому примкнет и иеромонах Михаил, будучи к тому времени уже старообрядческим епископом: «…человек должен искать такой солидарности и единения с другими людьми, чтобы считать всякую чужую вину своей виной, чужое страдание чувствовать, как свое»[25].

«Влас» не цитируется, приемом межтекстовых связей служит стихотворный образ. На наш взгляд, эта статья с ее подзаголовком «В связи с вопросом о страдании человечества» есть попытка продолжить размышления Ф. М. Достоевского из главы «Влас», навеянной некрасовским стихотворением, в «Дневнике писателя» за 1873 г. Здесь также поднята тема страдания, тема народного понимания его смысла и назначения, но писатель скорее иронизирует над некрасовским героем. У иеромонаха Михаила этот образ обретает более зримые богословско-догматические очертания, а центральным символом становится Голгофа и тема смысла голгофского страдания Христа.

 

 

3

 

В 1903 г. Михаил на страницах «Отдыха христианина» начал публиковать цикл беллетризированных очерков («Маленькая церковь», «Новая церковь», «В селе и в городе»), где отразились его раздумья над совершенствованием приходской жизни. В одном из них, повествуя о деятельности отца Николая, главного героя, он упомянул о «двух пятаках Некрасова». Речь идет об эпизоде, когда священник приходит в бедную крестьянскую семью и в качестве благодарности за отслуженный молебен ему дают «гривну» (три копейки). Он отказывается. «…Горло сжало спазмой, боюсь расплакаться. Вот они, эти самые “два пятака” из поэмы “Кому живется весело, вольготно на Руси”»[26].

Здесь его герой вспомнил строки:

 

Старуха, мать покойника,

Глядь, тянется с костлявою,

Мозолистой рукой.

Душа переворотится,

Как звякнут в этой рученьке

Два медных пятака!

Конечно, дело чистое –

За требу воздаяние,

Не брать – так нечем жить.

Да слово утешения

Замрет на языке,

И словно как обиженный

Уйдешь домой... Аминь.

 

Аллюзия необходима для передачи душевного состояния героя.

Вскоре, после революционных событий 1905 г. публициста начинает привлекать острая социальная проблематика некрасовской поэзии. Не его одного. В 1906 г. в книжной серии «Свобода и христианство» отец Михаил выпустил брошюру «“Возрождающийся идеализм” в миросозерцании русского образованного общества». Она принадлежит протоиерею, церковному деятелю Константину Агееву, который предпринял в ней попытку обосновать популярность экономической теории Карла Маркса. Его публицистическая работа может изучаться как пример рецепции некрасовского творчества особой социальной группой – духовенством (или, если сузить рамки, столичным духовенством) начала ХХ века. «В нашей литературе, – отмечал автор, – до самых последних пор не сняли с очереди вопрос о значении т.н. “маленьких дел”, частичной помощи страждущему человеку, это некрасовское

 

Иди к униженным, иди к обиженным

По их стопам. Где трудно дышится,

Где горе слышится, будь первый там»[27].

 

Это еще одно обращение к «Кому на Руси жить хорошо» («Пир на весь мир», первоначальная редакция с нарушением строфики). Цитата служит не только иллюстрацией, но социальным обобщением, емкой характеристикой народнической эпохи, о которой говорит отец Михаил ниже.

В том же году, откликаясь в «Отдыхе христианина» на волну погромов, он публикует статью «За что?». Передавая своими словами рассказ С. С. Юшкевича «Евреи», отец Михаил усилил мысль об обездоленном положении «маленьких людей», кем бы они ни были и где бы ни жили, известной цитатой из «Железной дороги», не указывая автора (и нарушая строфику):

 

В мире есть царь,

Этот царь беспощаден,

Голод – названье ему…[28]

 

Как и в предыдущем случае, цитата служит для обобщенной и емкой социальной характеристики.

В 1907 г., будучи в сане архимандрита, Михаил Семенов присоединился к старообрядцам Белокриницкой иерархии, в следующем году был возведен в сан епископа. Обстоятельства этих событий для нашей статьи не существенны. Но важно отметить одну особенность: они совершенно не повлияли на его сотрудничество в светских изданиях, причем, прекратив публиковаться в периодике, так или иначе связанной с официальной церковью, он начинает активно печататься в старообрядческих журналах («Церковь», «Слово Церкви», «Старообрядческая мысль»).

Обратимся к периодике светской.

Статья епископа Михаила «Деревенская школа», опубликованная в 1908 г. в газете «Современное слово», открывается с атрибутированной аллюзии к «Кому на Руси жить хорошо»: «Некрасов мечтал о блаженном времени, когда мужик понесет с ярмарки Белинского и Гоголя». Далее автор заявляет, что намерен развеять иллюзии «некоторых мечтателей», будто это «счастливое время близко, почти “на горизонте”». В руки ему попала справка о целом ряде школ, закрытых в Симбирской губернии из-за отказа крестьянских обществ платить в их пользу дополнительный сбор от пяти до пятнадцати копеек с души. Это и стало поводом для статьи. В ней поднимается не только тема финансирования школ и отказа крестьян от обучения, но также отрыва содержания образования от реальных нужд и запросов сельского жителя.

«Крестьянский мозг не в силах установить тех точек, где школьная учеба касается его болей духовных и чисто земных; где она, эта наука, задевает его жизнь. <…>

О чем только ни говорит школьная наука: о кенгуру и полевом шпате, о сказуемом и видении царя Езекии.

Нет одного. Нет деревни, ее жизни. <…>

Очевидно, что в сельской школе начало и конец – село: чернозем и суглинок, лошадь и овца, мужицкая душа и мужицкая правда и право» [29].

В статье упомянуты популярные дешевые издания о детективе Нате Пинкертоне и Гуаке[30], а также публицист М. О. Меньшиков, охарактеризованный как «самый обнаженный из бесстыдников».

Аллюзия к поэме послужила средством завязки конфликта, когда автору потребовалось противопоставить идеал и действительную реальность.

Другое стихотворное произведение Н. А. Некрасова цитируется в статье «Надзор “за этой мастерской”» (1911 г.) из газеты «Биржевые ведомости»[31]. Она была написана по поводу фактов насилия над девочками в швейных мастерских, которые попали на полосы тогдашних газет. Автор снова поднял в ней тему защиты детства и детского труда в частности.

«Еще Некрасов знал об особого рода мастерских, – пишет епископ Михаил и далее цитирует стихотворение «Убогая и нарядная»: – “Не очень много шили там, И не в шитье была там сила...”»[32].

Проблема заключается в том, что полиция, ремесленная управа, другие учреждения могут взять надзор над конкретной мастерской, где разразился скандал, но множество других, где вывеска «Modes et robes» («Моды и платья», фр.) является лишь прикрытием «“приюта” для малолетних проституток», остаются без всякого наздора, и поэтому проблему детского труда, его нормативов, защиты детей от произвола взрослых надо решать не разовыми методами, а решительно и в корне. Автор предлагает создание особого «института инспектрис», который бы курировал все мастерские, где используется детский труд, а не только те, «где была сенсация».

С помощью цитаты из стихотворения Н. А. Некрасова публицист оговаривает продолжительное существование проблемы, подчеркивая необходимость ее скорейшего решения. Цитата из стихотворения «Убогая и нарядная» появилась в этой статье не впервые. В том же контексте, и с той же целью послужить усиливающей иллюстрацией к проблеме защиты детства, она была использована им несколько лет назад в брошюрах «Обиженные дети» и «Дети лишние, брошенные, несчастные, преступные»[33]. Здесь также поднималась тема швейных мастерских. Цитата становится (в нейтральном смысле) «дежурной», когда заходит речь о частной теме защиты детства и детского труда. Тему детского труда указанных выше брошюр продолжила статья «Стон детей» из «Отдыха христианина» (1906 г.), в качестве эпиграфа к ней было полностью процитировано стихотворение «Плач детей» Н. А. Некрасова, занявшее целую журнальную страницу[34]. К нему мы также вернемся далее.

В статье из «Биржевых ведомостей» 1911 г. цитата из стихотворения Н. А. Некрасова усилена еще аллюзией на рассказ неуказанного автора «Modes et robes» из журнала «Современный мир». Дата публикации не указана. Создается впечатление, что читающей аудитории он должен быть хорошо известен, достаточно одного названия. Речь идет о рассказе К. А. и О. Н. Ковальских, опубликованном в июльском номере «Современного мира» за 1909 г. Его содержание вполне созвучно стихотворению «Убогая и нарядная». В швейной мастерской под вывеской «Modes et robes» царит жестокое обращение с девушками-работницами. От одной из них в городе убежала любимая собачка бессердечной хозяйки. Посланная на ее поиски, девушка покупает в аптеке нашатырный спирт и кончает самоубийством. Используя литературные цитаты и аллюзии, публицист подчеркивает типичность ситуаций, побудивших взяться за перо.

В 1910 г. в статье-проповеди «Святые имена: мать, жена, дочь» епископ Михаил снова прибегает к поэзии Н. А. Некрасова. Как видно уже из названия, она посвящена женщине и ее роли в семье – традиционной для него теме. Статья была напечатана в старообрядческом журнале «Церковь».

«Эпитафией христианки должны быть слова Некрасова», – пишет епископ Михаил и далее цитирует строки из поэмы «Мать», причем в скобках, «врываясь» в цитату, добавляет свои уточнения:

 

«О, мать!

Твой властелин (муж) наследственные нравы

То покидал, то бурно проявлял;

Но если он в безумные забавы,

В недобрый час детей не посвящал,

 

То это потому, что:

 

На страже ты над ним стояла годы,

Покуда мрак в душе его царил...

И если сын легко стряхнул с годами

С души своей тлетворные следы (развращающей жизни), <…>

И если он наполнил жизнь борьбою

За идеал (Христов) – добра и красоты,

О, мать, подвигнут он тобою!

И в нем спасла живую душу ты.

И счастлив я! Уж ты ушла из мира…»[35]

 

Здесь имеет место сознательная работа епископа Михаила с некрасовскими словами и образами. В первых двух случаях пояснения необходимы, чтобы уточнить, конкретизировать смысл слов «властелин» и «тлетворные следы». Далее притяжательное прилагательное «Христов», не являясь частью поэтического текста, призвано «перевести» «идеал добра и красоты» из светского в христианский. Цитата подводит к выводу о том, что задача матери – «сберечь не жизнь только, а живую душу. Родить человека не только в мир, но и в Церковь должна христианка». Внешне добавлено лишь несколько кратких примечаний, довольно аккуратно, в скобках, в знак того, что это не некрасовский текст. Представим, что некий редактор читает отрывок из поэмы «Дедушка», где рассказывается, как «горсточку русских сослали / в страшную глушь, за раскол», и вносит небольшую правку в заключительные слова «воля и труд человека / дивные дивы творят», заменив «воля» на «вера». Ритм не меняется. Но совершенно меняется смысл всего отрывка. У Н. А. Некрасова он замкнут на человеке, а при подобной правке вывод размыкается и, более того, был бы, наверное, вполне одобрен теми жителями забайкальского Тарбагатая, которых именно за веру «сослали в страшную глушь». Именно вере, которую они считают единственно истинной, которая дает им силы выстоять в суровых условиях, обязаны они своими успехами, и вовсе не собственной человеческой воле и стойкости. В роли похожего редактора выступает и епископ Михаил. Он переносит этический «идеал добра и красоты», замкнутый на человеке, совсем в другую плоскость. По существу, здесь имеет место спор с автором, своеобразная адаптация. Читателю статьи предлагается думать, что Н. А. Некрасов тоже именно это и подразумевал, хотя стихотворный отрывок таких оснований напрямую не дает.

Это же относится к выдержкам из поэмы «Русские женщины» в той же статье:

 

«Изнеженная, привыкшая к роскоши княгиня Трубецкая бросает все, чтобы идти к мужу в каторгу, в страшную Сибирь – на холод и голод.

Княгиню пугают тем, что ее убьет суровый край,

 

…где воздух у людей

Не паром – пылью ледяной

Выходит из ноздрей.

Где мрак и холод круглый год,

А в краткие жары –

Непросыхающих болот

Зловредные пары. <…>

Откуда прочь

Бежит и зверь лесной,

Когда стосуточная ночь

Повиснет над страной...

 

У ней один ответ:

– Я должна ехать... Там мой долг... С ним (с мужем) сочетал меня Господь».

 

Здесь также имеет место адаптация некрасовского отрывка. В разговоре, который в поэме происходит между губернатором и княгиней в станционном доме, она говорит, что ее ведет к мужу «долг другой, / и выше, и святей», чем ее любовь к отцу, что лучше жить в тайге, чем вернуться в свет, что она «должна / близ мужа умереть», поскольку таков ее обет (кому он дан, не уточняется, следует понимать, самой себе, все снова замкнуто на человеческой воле). Наконец, такой аргумент:  

 

Я гордость, гордость в нем спасу,

Я силы дам ему!

Презренье к нашим палачам,

Сознанье правоты

Опорой верной будет нам.

 

Добиваясь своей цели, епископ Михаил ответы княгини подменяет своим пересказом и своей трактовкой, приводит в статье только пугающие слова губернатора. Если в поэме Н. А. Некрасова звучит тема долга, верности, то в статье епископа Михаила – тема христианского супружеского долга и христианской верности.

 

«Ей грозят, что ее отправят только этапом.

Что такое этап?

А вот что, и объясняют княгине:

 

Под караулом казаков

С оружием в руках

Этапом водим мы воров

И каторжных в цепях,

Они дорогою шалят,

Того гляди сбегут,

Так их канатом прикрутят

Друг к другу – и ведут.

Трудненек путь! <…>

Отправится пятьсот,

А до нерчинских рудников

И трети не дойдет!

 

И уверяют, что так придется идти и его княгине.

А княгиня просит только поторопиться отправкой этапа»[36].

 

Образ княгини Трубецкой вводится в статью «Святые имена…», чтобы показать идеал преданной жены, и в ее контексте он мыслится как христианский. Возникает своеобразная «игра»: поэт упорно «скрывает» «идеал Христов», а публицист упорно его находит. Впрочем, мы не можем отнять у епископа Михаила право понимать поэму и саму героиню именно так, как понимает он.

Обращение к поэту другой эпохи служит для публициста способом заострить социально-нравственную проблематику современности. Поэтические цитаты из Н.А. Некрасова играют двоякую роль иллюстраций и социально значимых обобщений. Но при всем этом у епископа Михаила складывается особое отношение к поэту. Изучение цитирования, ссылок на других, совершенно разных, русских поэтов в его статьях позволяет сделать интересные наблюдения. Современников-поэтов отец Михаил упоминает исключительно в связи с их прозаическими произведениями или религиозно-философской эссеистикой (В. Я. Брюсов, И. А. Бунин, З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковский, Н. М. Минский, Ф. К. Сологуб). Поэты XIX столетия делятся на две условных группы. В первую входят те, кто цитируется в связи с евангельскими и духовно-религиозными сюжетами: М. Ю. Лермонтов («Ангел»), А. Н. Майков («Два мира»), И. С. Никитин («Моление о чаше», «Успокоение», «С. В. Чистяковой» и др.[37]), А. С. Пушкин («Пророк»), А. С. Хомяков («Звезды»). К их творчеству автор обращается в статьях разных лет на протяжении всей жизни. Это понятно: как духовное лицо, он находит и отбирает близкие себе темы, видит возможность развивать их, использовать в статьях. Крестьянско-бытовая или, скажем, историко-славянофильская проблематика поэзии совершенно не затрагивается. Вторая группа – стихотворения разных авторов с морально-этической проблематикой, не связанной напрямую с религиозным сюжетом: Э. И. Губер («Награда поэта»), А. М. Жемчужников («Сняла с меня судьба в жестокий этот век…», «Сны»), В. А. Жуковский («Камоэнс»), Н. А. Некрасов, А. К. Толстой («Против течения»). В. А. Жуковский может перейти в первую группу в связи со своим переводом стихотворной новеллы Альберта фон Шамиссо «О выборе креста» (в статье «Воздвижение», 1909 г.). Особняком стоит группа непохожих друг на друга поэтов, в лирике которых выражено душевное смятение, связанное с отсутствием идеалов, с не окрепшей, одержимой сомнениями, в Бога, в Провидение, в высшую силу и правду или с тоской, пусть смутной, об этой вере. Это С. Я. Надсон (обращение к нему связано также и с особой посмертной популярностью), А. И. Полежаев («Черные глаза»), Н. П. Огарев («Монологи»). Упоминание двух последних имен единично. Из этой «светской» группы исключительно Н. А Некрасов сопровождает публициста вплоть до последнего года жизни. Одна из особенностей обращения к нему – отсутствие собственных критических или оценочных суждений о поэте и его творчестве. В чем же преимущество Н. А. Некрасова перед другими?

Нам кажется, здесь имеет место комплекс причин.

Во-первых, широкий спектр социально значимых тем: детство, семья, положение священника и др. Они не утратили актуальности и к началу ХХ в., оказавшись созвучными публицистической тематике епископа Михаила. У Н. А. Некрасова он находил сюжеты и темы, не только близкие и понятные его современникам, но также созвучные его собственной концепции христианского социализма, которую он разрабатывает с 1905 г. Стихотворения, в которых обостренно звучат социальные противоречия: «Железная дорога», «Убогая и нарядная», «Плач детей», социально заостренные эпизоды из «Кому на Руси жить хорошо», появляются в статьях именно с этого периода. Из «Песни Еремушке», упоминаемой ранее, где остро звучит тема общественной позиции человека, берется строфа, играющая в статьях роль констатации, связанной с характеристикой нравственно-социальных ориентиров человека. Показательным кажется нам использование стихотворения «Плач детей» в качестве эпиграфа к статье «Стон детей» (1906 г.). Для эпиграфа можно бы было взять две или одну строфу, даже одну строку, но отцу Михаилу было принципиально важно, чтобы читатель прочел некрасовское стихотворение целиком, и его не смутило, что оно заняло почти всю страницу, и для начала собственной статьи почти не осталось места. Визуально это выглядит не совсем обычно. Некрасовский «Плач детей» отображал ту самую «проказу жизни», которую, по глубокому убеждению Михаила, призвано было исцелить на земле именно христианство. И стихотворением, и своей статьей, которая продолжает его тематику, он надеялся пробудить у читателя стремление менять жизнь вокруг. Поэтому работа над эпиграфом и заключалась… в отсутствии всякой работы. В итоге мы обретаем еще одну довольно специфическую публикацию «Плача детей».

Первая страница брошюры архимандрита Михаила «Стон детей» со стихотворением Н.А. Некрасова

 

Стихотворения Н. А. Некрасова, во-вторых, сюжетны, предполагают наличие персонажей. Так, сюжет «Убогой и нарядной» легко подкрепляется в статье из «Биржевых ведомостей» прозаическим произведением уже из другой эпохи, но со схожим мотивом. Ситуации, заимствованные из некрасовских стихотворений, легко сопоставляются с современной для публициста действительностью («Маша», «Плач детей», «Железная дорога», «эпизод с пятаками» из «Кому на Руси жить хорошо» и др.).

В-третьих, этическая проблематика Н.А. Некрасова могла рассматриваться и трактоваться в ракурсе христианской этики, вполне сочетаясь с нею. С нее, собственно, и началось обращение епископа Михаила как публициста к поэзии Н. А. Некрасова («Рыцарь на час», «Влас», «Маша»). В статьях последующих лет она не была отложена, но дополнилась новым обращением к поэту. В случае с «Матерью», «Русскими женщинами», Михаил решает «адаптировать» необходимые ему отрывки. «Светскость» некрасовских строк становится условной. В этом смысле нам кажется неслучайной, даже знаковой, ошибка при цитировании «Песни Еремушке» в упомянутой выше статье 1916 г. («Мироносицы»). Дело не в ритмической близости Н. А. Некрасова и И. С. Никитина. Михаил забыл автора. (В 1916 г. у него появляются признаки тяжелой неврастении, знавшие его люди отмечали пропуск целых слов в рукописях статей, которые он посылал в журналы). Но публицист помнил, что творчество цитируемого автора несет в себе прочную христианскую основу. «Долголетие» Н. А. Некрасова и особенность обращения к его творчеству обусловлены были и тем, что в его поэзии, несмотря на некоторое «сопротивление», епископ Михаил увидел и то, что было ему ближе всего, что выходит за рамки филологических определений – «отблеск евангельского благовестия» (если говорить его же словами), способность содействовать духовному возрождению человека.

 

[1] Подробнее о его жизненном пути см.: Боченков В.В. Михаил (Семенов Павел Васильевич) // Православная энциклопедия. М., 2017. Т. XLV. С. 652–659; его же, Несколько штрихов к биографии епископа Михаила (Семенова) // Михаил (Семенов), еп. Собрание сочинений: Статьи из старообрядческой периодики 1906–1908 гг.; «Беседы против сектантов» (1908); «О вере и неверии» (1908–1909). М.–Ржев, 2011. Т. 1. С. 6–23.

[2] Булгаков С.Н. Духовенство и политика // Товарищ. 1906. №132. С. 1–2; то же: Столичная почта. 1906. №58 от 7 декабря. С. 1.

[3] Статья «Земной Христос», любое издание.

[4] Розанов В.В. Архимандрит Михаил // Собрание сочинений. Русская государственность и общество (Статьи 1906–1907 гг.). М., 2003. С. 245–249.

[5] В статье «Старообрядчество и православие» в сб. «Неугасимая лампада» (см. любое издание, напр.: Философов Д.В. Загадки русской культуры. М., 2004. С. 298–309).

[6] Шагинян М.С. Человек и время: История человеческого становления. М., 1982. «Интереснейшая фигура», этими словами характеризует его писательница (С. 313). См. также любое другое издание.

[7] В очерке «О братцах» из сб. «Новая Земля» в главе «Голгофское христианство». См., напр., Пришвин М.М. Собрание сочинений: Произведения 1906–1914 гг. М., 1982. Т. 1. С. 747–750.

[8] Ленин (Ульянов) В.И. Духовенство и политика // Полное собрание сочинений. М., 1973. Т. 22. С. 80–81.

[9] Стихотворение, посвященное памяти еп. Михаила, написал, в частности, Б.В. Шергин: У свежей могилы // Слово Церкви. 1916. №51. С. 1009–1010.

[10] Заметим попутно, что круг чтения епископа Михаила был огромен и выходил за рамки «среднестатистического» читателя или представителя конфессиональной группы: от Аристофана и Илиады, о которой он написал отдельную статью, до иноязычной литературы и книг по гинекологии (по свидетельству побывавшего у него на квартире В.В. Розанова): «В составе книг были по медицине, путешествия, богословие, журналы, романы, гинекология; передо мной был какой-то Парацельс-монах, который размышлял и писал, или хотел бы писать «de omni re scribili», обо всякой познаваемый вещи. На столе лежала рукопись какой-то драмы с мужскими и женскими персонажами» (Розанов В.В. Указ. соч. С. 247). Несколько статей еп. Михаила, посвященных охране материнства и детства, приурочены были к проходившим в начале ХХ в. гинекологическим съездам врачей.

[11] Михаил (Семенов). Побольше идеализма // Воронежские епархиальные ведомости. 1902. №2. Часть неофициальная. С. 45–56.

[12] Говоря о межтекстовых связях, мы дистанцируемся от понятия «интертекстуальность» и исходим из простого определения А. И. Горшкова: «Межтекстовые связи – это (1) содержащиеся в том или ином конкретном тексте (2) выраженные с помощью определенных  приемов (3) отсылки к другому конкретному тексту (или к другим конкретным текстам)». См.: Горшков А.И. Русская стилистика М., 2001. С. 72.

[13] Михаил (Семенов). Беседы с читателями «Русского паломника». О живой жизни и вечных истинах // Русский паломник. 1902. №43. С. 740. Курсив автора.

[14] Муравьев В.С. Эссе // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001. Стб. 1246–1247.

[15] Михаил (Семенов). Беседы с читателями «Русского паломника». О живой жизни и вечных истинах» // Русский паломник. 1902. №46. С. 791. То же: В поисках лика Христова. СПб., 1903. С. 82

[16] «У Брет-Гарта есть маленький рассказ. В приют золотоискателей случайно попадает трехлетнее дитя. В этом скопище пьяниц, разбойников и даже душегубов точно просияло солнце. Все стали как-то иначе, “святее и добрее” улыбаться, один старый бродяга и преступник, которого ребенок схватил своей маленькой ручкой за огромный и уродливый палец, целые сутки ходил, улыбаясь от восторга, и что-то бормотал про себя от радости. У Данченко “живодер” ростовщик совершенно меняется под влиянием детской улыбки. Так сильна атмосфера святости, которую созидает вокруг себя ребенок». Далее в своей статье, чтобы поддержать остроту проблемы и показать возможные пути выхода, следуют цитаты или вольный пересказ фрагментов из самых разных произведений: иеромонах Михаил приводит воспоминание И. С. Никитина о лампадке, всегда горевшей в комнате его матери, а далее – строку из его стихотворения «Я рад молчать о горе старом…» («Даль темна, как ночь темна»), обращается к «Братьям Карамазовым» Ф. М. Достоевского, к воспоминаниям Л. Н. Толстого («Моя жизнь»), в обоих случаях даже не упоминая названий произведений, наконец, приводит диалог между Ванюшиным и его сыном Алексеем из пьесы «Дети Ванюшина» С. А. Найденова, называя только фамилию купца и члена городской управы, отца семейства.

[17] См.: Михаил (Семенов), еп. Собрание сочинений: Статьи из старообрядческой периодики 1912–1914 гг. М., 2015. Т. 4. С. 222. Указанная статья была опубликована в старообрядческом журнале «Церковь».

[18] Михаил (Семенов). Мироносицы // Слово Церкви. 1916. №17. С. 386.

[19] Михаил (Семенов). Беседы с читателями «Русского паломника». О живой жизни и вечных истинах» // Русский паломник. 1902. №52. С. 891. То же: О счастье и мещанстве. СПб., 1903. С. 61. Цитата приводится в соответствии с журнальным текстом, имеющим пунктуационные отличия от стихотворения Н.А. Некрасова.

[20] Там же. С. 892.

[21] Далее в своей статье иеромонах Михаил развивает мысль, что особое призвание женщины заключается, прежде всего, в том, чтобы служить примером в делах милосердия. Снова выстраивается целая система межтекстовых связей: помимо «Маши» Н. А. Некрасова излагает своими словами стихотворение французского философа Жана-Мари Гюйо «Роскошь», цитирует и пересказывает писательниц Н. А. Лухманову и М. К. Цебрикову (ее статью «Несколько мыслей о женском воспитании и образовании» из «Русской мысли» за апрель 1902 г., ошибочно указывая февральский номер журнала).

[22] На Вересаевскую тему // Церковь, литература и жизнь. М., 1905. С. 257. Характерно для темы статьи и не включенное в нее продолжение стихотворения: «Верить, не верить, ему все равно, / Лишь бы доказано было умно».

[23] Михаил (Семенов). Христос на Голгофе и воскресший // Миссионерское обозрение. 1902. №7–8. С. 3–25. В том же 1902 г. статья была издана отдельным оттиском, на который сделана нижеследующая ссылка.

[24] Михаил (Семенов). Христос на Голгофе и воскресший. СПб., 1902. С. 14.

[25] Там же. С. 15.

[26]  Михаил (Семенов). Маленькая церковь // Отдых христианина. 1903. №8. С. 130.

[27] Агеев К.М. «Возрождающийся идеализм» в миросозерцании русского образованного общества. СПб., 1906. С. 25.

[28] Михаил (Семенов). За что? // Отдых христианина. 1906. №2. С. 153. В том же году статья была включена им в сб. «Христос и Варфоломеевские ночи» (СПб., 1906). Пунктуация приводится в соответствии со статьей.

[29] Михаил (Семенов). Деревенская школа // Современное слово. 1908. №187 от 18 апреля. С. 1. Подпись – Старый друг.

[30] Имеется в виду сентиментальная «рыцарская повесть» «Гуак, или Непреоборимая верность», выдержавшая на рубеже XIX–XX вв. несколько десятков переизданий, дешевое популярное непритязательное чтиво.

[31] Михаил (Семенов). Надзор «за этой мастерской» // Биржевые ведомости: Утренний вып. 1911. №12597 от 23 октября. С. 3.

[32] Полностью:

«А девочку взяла “Мадам”

И в магазине поселила.

Не очень много шили там,

И не в шитье была там сила».

Далее Н.А. Некрасов оставляет после рассказа своей героини две длинных строки многоточий, как бы предлагая читателю самому домыслить, что именно происходило в магазине.

[33] Михаил (Семенов). Обиженные дети. Казань, 1902. С. 64; его же. Дети лишние, брошенные, несчастные, преступные. СПб., 1904. С. 143. Вторая брошюра является исправленным и дополненным вариантом первой.

[34] Михаил (Семенов). Стон детей // Отдых христианина. 1906. №6. С. 97. В том же году статья была издана отдельной брошюрой в серии «Свобода и христианство» (СПб., 1906, кн. 19), которую выпускал архим. Михаил.

[35] Михаил (Семенов). Собрание сочинений: Статьи из старообрядческой периодики 1909–1910 гг. М.–Ржев, 2012. Т. 2. С. 306. И здесь цитата приводится неточно (изменено в т.ч. местоимение с первого лица на третье). У Н.А. Некрасова:

«И если я легко стряхнул с годами…

С души моей тлетворные следы <…>

И если я наполнил жизнь борьбою

За идеал добра и красоты,

О мать моя, подвигнут я тобою!

Во мне спасла живую душу ты!»

[36] Там же. С. 309.

[37] Воронежскому поэту он посвятил одну из ранних статей: Религиозные мотивы поэзии И.С. Никитина // Воронежские епархиальные ведомости. 1901. №11. Часть неофициальная. С. 505–514; №12. С. 542–555. Без подписи.