КОЗЕЛЬСК — прежде уездный, ныне районный центр Калуж­ской области, один из древнейших русских городов. Местное ста­рообрядчество было малочисленным. По данным середины 1830-х годов, около 400 человек (указывается и другая цифра — порядка 250), в 1843 году — около 350 человек (80 семейств), в середи­не 1870-х годов — 260 человек, в первой половине 1890-х годов — более 150. Общее население города в начале XX века — восемь тысяч с половиной человек. На примере Козельска, а также Сухинич хорошо видна роль купечества в церковной жизни. Именно купцы были попечителями моленных, инициаторами рукоположения или перевода священников, посредниками и ходатаями перед властью.

*

В начале девятнадцатого века моленная в Козельске находи­лась при доме купца Райцова. Райцовы были известными в городе людьми, дружили (и могли позволить себе ссориться) с высшими властями города. В 1814 году моленная сгорела от попадания молнии, и ее перенесли в другое помещение, также принадлежавшее Райцовым[1].

Зимой 1823 года при новой моленной появился священник, но через три месяца он был арестован. В середине 1830-х годов посе­лился в городе еще один батюшка, отец Петр Львов из села Семе­новского Белевского уезда Тульской губернии. По распоряжению Николая I священника хотели было выслать обратно в Тулу. Но в конце мая 1836 года отец Петр уехал из Козельска неизвестно куда[2]. Зато фамилия Райцовых сопровождает исследователя на протяжении многих десятилетий.

В 1855 году козельские купцы-старообрядцы Феодосий Михай­лович Зотов, Петр Иванович Зотов, Василий Дмитриевич Гера­симов, Филипп Петрович Райцов подали из-за притеснений про­шения о присоединении их к единоверию[3]. Однако, как только преследования утихли, отошли от него. То было время, когда куп- цам-старообрядцам запрещено было приписываться в купеческую гильдию. Что удивляться: купечество быстрее шло на компромис­сы, если что-то угрожало коммерческим интересам.

В августе 1869 года козельский купец Никола Герасимович Райцов подал ходатайство архиепископу Московскому и Влади­мирскому Антонию (Шутову), сообщая о жившем в городе свя­щеннике Василии Григорьевиче Трецкове. Он рукоположен был епископом Софронием (Жировым), но, судя по всему, не пребывал в противоокружническом расколе. «...И он неизвестно по каким обстоятельствам выбыл от нас, из Козельска, 17 июня, и по сие время никакова известия от нево нету». На письма Трецков не отвечал. «И желаем отказать ему за нерадение о стаде, хотя нам и не подобало бы судить ево, но совесть наша вынуждает нас». В ходатайстве упомянут прежний, уже покойный попечитель мо­ленной Герасим Андреевич Райцов[4]. В 1867 году он предлагал с другими старообрядцами своего кандидата во священники, некое­го Феодула Карповича Ляховского, и теперь она была поднята во второй раз. Но, очевидно, отклонена.

Ляховский, надо понимать, не фамилия, а прозвище, указыва­ющее на место, где священник жил.

Прислать в Козельск Феодула Ляховского «Господа ради пос­корей, потому что у нас треб много, со стороны приезжают», про­сили старообрядцы и в январе 1870 года[5]. Священник пробыл в Козельске более полугода.

А осенью архиепископ Антоний прочел очередное письмо от Николы Герасимовича Райцова. «Молим вас, отцы и братие, ока­жите посильную помощь на содержание причта хоть еще на го­дичное время, для уверения раздорников и ко искоренению Софрониева гнезда, уже мало-помалу стала разоряться его берлога.

А то опять обратятся к нему за неимением священника.

А священник Феодул Кар[пович] недоволен моим содержани­ем; содержу и его на своем кошту, и жалованья ему определил 100 руб. сер[ебром], и какой есть доход его.

К Петрову дню поехал домой. Я ему дал на дорогу. Обещался он приехать с попадьей и церковь привести (походную. — В.Б.), а по приезде ничего не оказалось. На вопрос, почему мать не при­ехала, он говорит: “Нечем жить здесь”. Мы ему дали к Воздвиже­нию 50 рублей. Обещался до Пасхи жить.

А после Покрова опять збирается домой. Мы его стали упра­шивать, чтобы пожил и предлагали: “За попадьей пошлем”. Он говорит: “Хотя и пошлете, а я больше до Пасхи не буду жить”». «А я один, — сетовал дальше Райцов. — помощи нет.., а богатство мое невелико, но усердие мое неограниченное искоренить раздор­ников, то прошу не оставить нас без священника, чтобы поношались здорники. Или остепените отца Феодула, или другого нам пришлите, а нам без священника никак нельзя»[6].

25 ноября 1870 года архиепископ Антоний направил в Ко­зельск священника Симеона Николаева, характеризуя его как человека, имеющего «порядочное ведение Священного Писания и дар слова». Ему поручено было посетить Сухиничи и в случае возможности содействовать примирению местных старообрядцев противоокружников с Московской архиепископией, завести нуж­ные знакомства[7]. Из письма Райцова, приведенного выше, тоже видно, что без постоянного священника было трудно примирить две группы старообрядцев.

Из последующих обращений козельчан в архиепископию вид­но, что отец Симеон долго в городе не задержался. В июле 1871 года старообрядцы Назарий Семенович Козляев и Николай Федо­рович Зотов сообщили архиепископу Антонию, что от уехавшего священника получили письмо, в котором он пишет, что согла­сен вернуться в Козельск, но... «Мы душевно рады принять его, — писали они, — только он в письме своем просит прибавить ему жалования и квартеру. То мы на сие изъявляем Вашему преосвя­щенству: отцу Симеону мы говорили, что “вам положим сто руб., пока народ совершенно устроится” (то есть, отойдет от противоокружнического раздора. — В.Б.), и какой будет доход его. Но мы надеемся, не по мнозе времени народ обратится в моленную, как были прежде. А на щёт квартеры они пишут, то квартера им есть у Назария Семеныча; и затем просим Ваше преосвященство, известите отца Симеона о сем нашем прошении и душевном жела­нии принять его»[8].

У старообрядцев Козельска, как следует из того же письма (и других, последующих), был на примете еще один кандидат во свя­щенники, житель Хотисино или Брыни Илья Васильевич. Полу­чив сообщение, что архиепископ Антоний не намерен переводить Симеона Николаева из Коломны, куда тот уехал, в Козельск, Ни­кола Райцов обратился к нему с ходатайством о рукоположении «брынского кандидата»[9].

В начале 1870-х годов часть райцовских прихожан хотела из­брать уставщиком не того человека, которого желал хозяин молен­ной. Он запретил несогласным ходить к нему. Принадлежавшие моленной деньги остались в его распоряжении. Если верить доне­сению козельского уездного исправника калужскому губернатору, то именно из-за этого конфликта в городе была основана вторая моленная[10]. Быть может, исправник что-то путает, и действитель­ной причиной является не кандидатура уставщика, а раздор из-за Окружного послания, который так желал «искоренить» Никола Райцов? Трудно сказать...

Ходатайство о рукоположении Ильи Васильевича было уваже­но. Новый священник, уже, можно сказать, из местных калужс­ких жителей, появился здесь не позднее 1873 года.

Но и ему приходилось туговато.

«Нахожусь в таком месте, совсем треб нету. А повеление Ваше исполняю, не могу ослушаться...», сообщал отец Илия в одном из писем архиепископу Антонию. Просил его обратиться к из­вестному московскому купцу-благотворителю Ивану Бутикову: «За упокоение душ их мы слышали, нашей братии есть от них благотворение». «А наша церковь воистину бедная стоит, без при­ношения. Служим часы. Владыко святыи, у меня выходит срок пачпорта, а взять нечем, надо 50 руб[лей] сер[ебром] отдать пода­тей»[11]. Дальше он просил дать разъяснение на расхожий миссио­нерский вопрос: раз в Церкви у старообрядцев не было епископов, то якобы и самой Церкви не было. Вопрос, ответ на который раз­рабатывался во многих сочинениях старообрядческого писателя и апологета Арсения (Швецова), епископа Уральского. В то время он, обычный мирянин, работал у архиепископа письмоводителем. Письмо любопытно не только как автограф козельского священ­ника; предлог и приставку «в» он писал на этом двойном листе сиреневой бумаги как «у»: «нахожусь у таком месте...» Очевидно, это отражало привычную для него норму произношения...

В 1877 году священник Илия вновь сообщает архиепископу Антонию о бедности, точнее, крайней бедности. «Мы должны от олтаря питаться, а у нас олтарю нету приношения». «Владыко святыи, я более не могу жить в Козельске, если мне дальше жить, буду долгу копить. Владыко святыи, помилосердствуйте, у меня 6 человек детей, если мне Господь не продлит жизни — сейчас помереть — то мои дети должны сумы цеплять на себя. Что я в Козельске 6 лет прожил, ничего я своим детям не нажил и только долгу накопил»[12].

В таком бедственном случае архиепископ мог либо лично обра­титься к прихожанам отца Илии с просьбой оказать ему помощь, либо сам переслать ему какую-либо сумму. Последующую судьбу козельского священника не удалось проследить по документам. Среди бумаг Московской архиепископии встретилось мне проше­ние от старообрядцев деревни Яковлевской Московской губернии, поданное в конце марта 1880 года архиепископу Антонию[13]. Здесь упомянуто, что в Козельск поставлен священник Ермил Ершов из Санкт-Петербурга, служивший там еще с 1859 года. Однако о нем известно, что в том же 1880 году Ермил Ершов в результате тре­ний и неурядиц, возникших в питерском приходе, решил присо­единиться к единоверию, о чем и подал ходатайство митрополиту Исидору (Никольскому) Санкт-Петербургскому и Финскому. И я очень сомневаюсь, что он доехал до Козельска. Но что же с отцом Илией? Умер? Куда-то переведен? Только вопросы пока.

Козельское старообрядчество в сущности держалось на несколь­ких купеческих семьях. И прав священник местной синодской Воскресенской церкви Петр Протопопов, писавший в 1893 году: «Если бы не было в Козельске таких богачей среди раскольников, каковы Самарин (Дмитриев), Райцов и братья Зотовы (Мельнико­вы), раскол пал бы окончательно»[14].

К началу XX века в Козельске существовало уже три молит­венных дома. Один — у противоокружников. Он содержался куп­цом Иваном Петровичем Зотовым. Уставом руководила его жена. Семья Зотовых — наглядный пример, как «Окружное послание» разделяло семьи. Родной брат Ивана Петровича Петр Петрович остался на стороне Московской архиепископии.

«По сему случаю к своему брату Ивану Петрову он в моленную не ходит, а в компании с мещанином Райцовым содержит свою моленную, в которой службу проводит уставщик Федор Федоров Гусев». И далее Петр Протопопов дал об этом Гусеве нелестный отзыв: он почти ежедневно бывает пьян и жизнь ведет, далекую от христианской, тем более старообрядческой. В 1910-х годах в райцовской моленной уставщичил сын Ф. Гусева Никола.

Третья моленная располагалась у купца Николы Васильевича Самарина, на втором этаже его дома с каменным низом и деревян­ным верхом. Купец этот не признавал Белокриницкого священс­тва. «Как человек весьма богатый, почти миллионер, Самарин, говорят, привозит в свою моленную и разных беглых попов, не боясь преследований местной полиции, с которою он очень хоро­шо умеет уживаться», — доносил Петр Протопопов. Еще он отме­чал, что козельские старообрядцы не испытывают явной вражды к господствующей церкви, «ведут знакомства и вступают (даже) в родство»[15].

В 1894—1895 годах предпринимались попытки закрыть козель­ские моленные, но они не имели успеха. Тогдашний закон не за­прещал моленные при жилых домах.

Козельская община не регистрировалась в губернском прав­лении как самостоятельное объединение верующих, была Сухиничско-Козельская община[16]. Так она называется в одной из небольших заметок в журнале «Церковь». Здесь имеется в виду регистрация Калужским губернским правлением 15 августа 1909 года сухиничской общины, в приход которой вошел Козельск. По­этому такое двойное название.

Старообрядческое купечество Козельска нуждается в более под­робном изучении. Так, в документах очень часто фамилия Райцов встречается без инициалов и нужна большая работа, чтобы соста­вить родословное древо этого рода. В начале XIX века моленную держал Давыд Андреевич Райцов, в конце — Никола Герасимович Райцов. В книге памяти репрессированных калужан «Из бездны небытия» упомянут козельчанин Николай Михайлович Райцев, родившийся в 1891 году. Он работал бухгалтером конторы Союзплодовощ и осужден был тройкой УНКВД Смоленской области 5 октября 1937 года на десять лет лагерей[17]. В советское время число старообрядцев в Козельске резко уменьшилось. Рядовые прихожане моленных, уцелевшие потомки купеческих фамилий могли обращаться в Сухиничи, где храм закрыли во второй по­ловине 1930-х и после освобождения от немцев открыли вновь. О восстановлении прихода в Козельске сегодня уже нет оснований говорить.

[1] ГАКО. Ф. 32. Оп. 19. Д. 1322. Л. 4.

[2] ГАКО. Ф. 32. Оп. 3. Д. 1.

[3] ГАКО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 31.

[4] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 173. Ед. хр. 3. Лл. 250–250 об.

[5] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 174. Ед. хр. 1. Л.11. Под письмом стоят подписи Козмы Герасимовича Райцова и уставщика Федора Федорова.

[6] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 174. Ед. хр. 1. Лл.177об.–178 об.

[7] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 173. Ед. хр. 5. Лл. 94–94 об., 95, 95 об.

[8] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 175. Ед. хр. 1. Лл. 191–191 об.

[9] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 175. Ед. хр. 1. Л. 227.

[10] ГАКО. Ф.32. Оп. 1. Д. 1031. Л. 3.

[11] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 180. Ед. хр. 1. Лл. 117–117 об.

[12] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 181. Ед. хр. 1. Лл. 70–71.

[13] См.: ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 183. Ед. хр. 2. Лл. 275–276.

[14] ГАКО. Ф. 33. Оп. 3. Д. 1901. Л. 95.

[15] Там же. Лл. 93–95 (Рапорт Протопопова).

[16] Анисков А. Сухиничи // Церковь. 1909. №37. С. 1085.

[17] Из бездны небытия: Книга памяти репрессированных калужан. Калуга 1994. Т. 3. С. 84.