УСТОША — деревня в четырех верстах (километрах) от Мосальска. Старообрядческое население было относительно неболь­шим. В приход местной моленной на рубеже XIX и XX веков входили близлежащие деревни: Ряполово, Поросячья, Харинки, Липовки. Общее число прихожан — около 600 человек. Нестарооб­рядческое население села преобладало более чем вдвое. Местный деревянный храм был освящен во имя святителя Николы. В сере­дине 1920-х годов в его приходе числилось около 400 человек.

*

Николу Дорофеева арестовали в августе 1852 года, объявив на него всеимперский розыск. Было немудрено распознать его среди прочих людей: он сильно хромал. Вот что говорилось в описа­нии примет: «ноги кривые, в коленях сходятся вместе, а ступни врозь». Больше Никола Дорофеев ничем не выделялся. Лет 28, волосы и брови темно-русые, глаза серые, «усы пробиваются, бо­роды не имеет».

Никола Дорофеев был, во-первых, старообрядец; во-вторых, крестьянин (точнее — вольный хлебопашец), а крестьяне обычно не брили бород; в-третьих, он принял к тому времени иночество (иноческое имя его — Никанор). Борода у него, видимо, по каким- то физиологическим причинам просто не росла. Ведь не сказано: бороду бреет, а сказано: не имеет. По Устоше Дорофеев ходил в иноческой одежде, малахай носил. Это шапка с длинными уша­ми. Возможно, так назван в документах иноческий клобук. Когда его задержали, он был одет по-крестьянски, в лаптях, волосы коротко острижены в кружок. В карманах нашли у него литое мед­ное расрятие с предстоящими (то есть с Богородицей и Иоанном Предотечей, стоящими по обе стороны креста) и черную кожаную лестовку. Тогда же обнаружили на иноке Никаноре, под рубаш­кой, вериги — железные цепи, крестообразно пересекающиеся на груди и спине, скрепленные четырехконечными крестами, на ко­торых в свою очередь изображен был крест осьмиконечный.

Никола Дорофеев родился в селе Устоша под Мосальском, крес­тили его в синодской церкви соседнего села Ивонина. До двадцати лет он ездил на заработки в Санкт-Петербург, а когда заболели у него ноги, дал обет странствовать по святым местам, если Бог пошлет ему выздоровление. Дорофеев построил себе отдельный домик, где можно было молиться в уединении, и проводил там все время, иногда уходил из села на многие недели, чтобы пок­лониться святыням. Ноги слушались. Очевидно, тогда же он и подстригся в иноки (впрочем, на допросах Дорофеев отрицал, что он инок) и в одной из слобод на Стародубье одел на себя вериги. Когда он принял схиму, неизвестно.

Приходское духовенство подняло шум, обвиняя Николу Доро­феева, что он служит молебны по крестьянским домам, устроил у себя моленную и т.д., словом, как тогда говорили, «совращает в раскол». Следствие затянулось, поскольку Дорофеев около года как ушел неизвестно куда из Устоши. Приехал становой, а келья инока Никанора, что стояла посреди его с отцом усадьбы, замете­на снегом, и дорожки к ней не протоптано. Открыли замок. Внут­ри стоял стол с клеенкой и деревянной посудой, две перовые по­душки, подручник, икона Владимирской Божией Матери, литое распятие да деревянный аналой «грубой работы». Где-то становой нашел еще немного ладана.

Ушел тогда Никанор в город Смоленск, поклониться чудотвор­ной иконе. Оттуда направился он на Стародубье, чтобы в Лужках исповедаться (возможно, там у него жил священник, духовный отец). Арестовали его, когда возвращался обратно. Обвинений До­рофеев не признал и все отрицал даже на очных ставках.

Летом 1854 года Калужская палата уголовного суда приговори­ла Никанора к шестидесяти ударам розгами. Другой крестьянин, проходивший по одному с ним делу, получил пятьдесят ударов — за то, что приобщил к православной старой вере... собственных детей. В декабре 1855 года Сенат пересмотрел дело Дорофеева и ужесточил наказание — год тюрьмы. Срок этот, однако, был сокра­щен потом наполовину из-за амнистии: на престол взошел Алек­сандр II. До вынесения приговора Дорофеев сидел в мосальском и калужском тюремных замках. Однажды в его камеру пожаловал синодский протоиерей из Троицкого собора Калуги Семен Зверев, уговаривал оставить православную веру. Ему часто поручали та­кие дела. Никанор «объяснил, что он навсегда желает остаться при содержимом им поповщинском согласии»[1].

Выйдя на свободу, Никанор переселился в село Брынь, которое находилось в другом уезде — Жиздринском (ныне Думиничский район). Здесь мосальская полиция не могла за ним наблюдать. В Брыни была основана старообрядческая моленная, и Никанор стал в ней служить.

Окружного послания он не признал.

В 1864 году до сведения архиепископа Московского и Влади­мирского Антония (Шутова) дошло, что Никанор исключил его из поминовения на ектенье и отказывается повиноваться. В следую­щем году Никанор был вызван в Москву на Освященный Собор, но не приехал. В январе 1866 года его запретили соборно в священнослужении. Решение Собора было поручено довести до сведе­ния брынских христиан рукоположенному в черниговский посад Воронок священнику Василию Клочкову, он же тогда временно служил в самой Калуге. Никанор не пришел выслушать поста­новление, а прислал вместо себя других людей. Так окончательно оформился его разрыв с Церковью[2].

Священноинок Никанор не признал запрета. Священствовал он у брынских противоокружников, очевидно, до конца дней. В 1893 году благочинный господствующей церкви отзывался о Никаноре так: «Раскольник закоренелый — на беседы публичные к право­славному миссионеру не является и старообрядцам ходить на бе­седы запрещает»[3]. Это последнее известное упоминание о нем.

Священноинок Никанор представляется человеком редкой воли. Он, кажется, не был из тех, кто сворачивает с однажды выбранной дороги. Его образ приобретает типические черты, ибо таких же упрямых людей, как он, было в старообрядчестве немало...

*

9 мая 1912 года на станцию Барятинская (ныне поселок Барятино и районный центр в Калужской области) прибыл товарный поезд. В одном из его вагонов стоял большой, стопудовый коло­кол. Еще в феврале общим собранием устошинской общины хло­поты о его приобретении были возложены на церковного старосту Г.В. Епатова. 10 мая за колоколом приехали из Устоши несколь­ко мужиков, погрузили на подводу, а одиннадцатого числа около полудни в пяти верстах от села их встретил крестный ход «с многочисленным народом». Тут же был отслужен молебен. Воодушев­ленные люди захотели сами доставить колокол в село и впряглись в подводы, освободив усталых лошадей[4]. В тот же день колокол благополучно сгрузили подле церковной паперти.

Воззвание старообрядческой общины деревни Устоша с просьбой оказать поддержку в строительстве храма и его план. 1908 год

К тому времени старообрядческий храм в Устоше был уже пос­троен. Деревянный, с хорошим иконостасом, он был отштукату­рен изнутри. Внешне тоже выглядел красиво. При нем имелись небольшие колокола. Приобретение нового, большого колокола, стало для старообрядцев села и окрестных деревень праздником. Колокол подняли 14 мая.

О старообрядцах Устоши за XIX век сведений очень мало. О том, как строился в селе храм, их тоже нет. В Устоше несколь­ко десятков лет существовала моленная. Крестьянин Григорий Степанов, при доме которого она была, привлекался к суду, но наказания не понес. Устоша входила в старообрядческий приход Глотовских Дворов. Сюда приезжал тамошний священник Андрей Сальников. До него устошинские крестьяне и все мосальские ста­рообрядцы обращались к отцу Феодоту Можжухину в село Чертень (тоже под Мосальском) и в деревню Савинки к отцу Авдею Архипову (ум. в 1890). Савинковский приход, один из первых в Калужской губернии, был после смерти священника упразднен.

Свой священник появился у устошинских старообрядцев в 1902 году. Поиск достойного человека шел еще в конце 1880-х, когда чертенский батюшка отец Феодот уехал на родину в Гуслицы. Устошинцы жаловались архиепископу Савватию, руководив­шему тогда епархией, что с тех пор «многие отошли в будущий век без напутствия священнического» и просили поставить им во священники некоего Максима, который был при Феодоте Можжухине дьячком[5].

В 1902 году, 6 апреля, епископом Ионой (Александровым) Ка­лужско-Смоленским в Устошу был рукоположен Самуил Ивано­вич Артемьев, с его именем связано становление старообрядчес­кого прихода в селе. Артемьев родился 13 августа 1874 года в деревне Цаплино Богородского уезда Московской губернии, при Андрее Сальникове был уставщиком.

Автограф священника Самуила Артемьева и оттиск печати

устошинской старообрядческой общины. 1911 год

В январе 1903 года мосальский уездный исправник сообщал в губернское правление, что устошинские старообрядцы привезли из Москвы походную церковь. Ему удалось разведать, что пожер­твована она была крестьянином из соседней деревни Харинки Да­ниилом Семеновичем Сальниковым[6]. Он был очень уважаемым в приходе человеком. Он отдал на строительство храма все свои сбережения, чем очень многих удивил, а главное, своим приме­ром побудил поддержать строительство других. Как следует из некролога, опубликованного в «Слове Церкви»[7], именно Сальни­ков первым подал мысль об открытии школы для старообрядцев в устошинском приходе.

В 1906 году на праздник Преполовения Пятидесятницы в Ус­тоше был совершен, очевидно, первый открытый крестный ход с водосвятием[8].

10 декабря 1909 года в Устоше скончался один из самых ува­жаемых деятелей здешней старообрядческой общины Андрей Его­рович Балашов. Родом он был из Боровска. Много жертвовал на нужды храма, в числе его даров, как сообщал журнал «Церковь», роскошное священническое облачение, святой престол и завеса у царских врат. На девятый день кончины А. Балашова в Николь­ском храме прошла заупокойная литургия[9].

27 июня 1910 года епископ Иона Калужско-Смоленский освя­тил устошинский храм. В богослужении участвовали три священ­ника и диакон.

21 ноября 1910 года Самуил Артемьев освятил в селе временное здание для старообрядческого земского училища. После молебна он произнес слово о воспитании детей в духе древлего правосла­вия, верности их царю и Отечеству. Затем выступил местный учи­тель-старообрядец Федор Александрович Московцев.

— На моей обязанности лежит воспитание детей старообрядцев в той вере и в той истине, которую мы унаследовали от Хрис­та, святых апостол и святых отец, чтобы сделать их истинными гражданами того великого общества, которое называется Россией, сказал он в конце речи[10].

Московцев был родом из села Семеновки Пронского уезда Ря­занской губернии. Беспоповец, в 1900 году он присоединился к старообрядцам Белокриницкой иерархии. Было ему тогда один­надцать лет. Когда открывали школу, Московцев, несмотря на возраст, уже состоял в союзе начетчиков, вел беседы с миссио­нерами. Он окончил курсы начетчиков в Москве, сдал экзамены на звание учителя. Дальнейшая судьба его не прослеживается. Говорят, что в старообрядческой деревне Гавриловке Жиздринского уезда (ныне Кировского района) был в 1930-е годы репресси­рован местный диакон Феодор Александрович, фамилия его пока не установлена. «Быть может, это Московцев, принявший к тому времени сан?», — писал я в первом издании книги. Нет, наверное, фамилия Ф.А. Московцева встречается в «Книге памяти Тамбовской области». Бывает, что имя, фамилия и отчество совпадают. Здесь же совпадает и место рождения: Пронский район Рязанской области, и указано точное место — село Семенское (называется также Семенск). Не совсем совпадает возраст, но такие расхож­дения со следственными документами не редкость. О том, что он был священнослужителем, ничего не сказано. Можно предполо­жить, что в советские годы Ф.А. Московцев вернулся на родину. Жил он к моменту ареста в селе Алгасове Моршанского района Тамбовской области, работал агентом снабжения в местной арте­ли имени Ворошилова. 9 сентября 1937 года тройкой НКВД по Тамбовской области Московцев был приговорен к расстрелу по обвинению в контрреволюционной агитации[11].

Выстроенный в деревне храм с главами и колокольней, от­крывшееся старообрядческое училище обращали на себя внима­ние не только жителей Устоши. Жил в Мосальске крестьянин С.Ф. Петров, он и его мать были в городе единственными старо­обрядцами. 17 января 1912 года здесь произошло примечатель­ное событие: к старообрядчеству присоединилась сельская учи­тельница господствующего вероисповедания Е.А. Афанасьева, которая затем повенчалась с С.Ф. Петровым. «Раньше никто и не думал, чтобы С.Ф. был старообрядцем, а тем более женился бы в старообрядчестве, так как он — окончивший мосальское четырехклассное городское училище, где представление о старообрядцах по­лучил в самых мрачных красках». Общение со священником Са­муилом Артемьевым и Федором Московцевым развеяло мрачные представления о старообрядчестве. И мосальский крестьянин не только остался в старой вере, но и привел к ней будущую жену. «Случись это в том городе, где много старообрядцев, а не в таком захолустье, после дарования свободы совести этому событию не удивлялись бы и не считали бы в этом никакого преступления, но так как это случилось в захолустном граде Мосальске, то, ес­тественно, все удивляются, а тем более власть имущие над этой учительницей. “Как это — учительница, да перешла в старооб­рядчество. Разве это возможно?”». Над Е.А. Афанасьевой стали сгущаться тучи. Федор Московцев написал о ее присоединении заметку в журнал «Старообрядческая мысль». «Везде и всюду говорят: теперь свобода совести, а спроси у Мосальского земс­тва. скажут, мы этого и знать не хотим. У нас, как уклонилась от православия” учительница в старообрядчество, так очищай место, и выходит: в глухой провинции свой закон, но благо, что хоть инспектор народных училищ не из таких. Он смотрит не на это, а на дело: если способная учительница или учитель, он ни за что с ним не расстанется. Поэтому-то он все меры принимает, чтобы оставить Афанасьеву опять на прежнем месте учительни­цей. Но едва ли ему это удастся, потому что такого мнения он почти один. Хотя, ни на что не смотря, разрешил Афанасьевой после масленицы ехать опять в свою школу и заниматься с де­тьми»[12].

Школа в Устоше, о которой шла речь в этой заметке, откры­лась благодаря трудам Самуила Артемьева, но главным образом — братьев Г.В. и Е.В. Ипатовых. В мае 1913 года в ней состоялись первые экзамены.

В ноябре 1916 года по семейным обстоятельствам Самуил Арте­мьев был переведен в другую епархию, в Петроград, где стал слу­жить на Громовском кладбище. Устошинский приход перешел во временное ведение другого священника. Очевидно, это так, пос­кольку сведений, что сюда был рукоположен другой настоятель, нет, а его выбор из-за революции и войны был делом непростым. В 1920-м устошинцы предложили стать в их селе священником крестьянину из деревни Гавриловки Андрею Ивановичу Хотееву. Тот согласился. А Самуил Артемьев прослужил в Ленинграде вплоть до ареста, который последовал 14 апреля 1932 года. Его обвиняли в контрреволюционной агитации, активном участии в работе старообрядческого братства имени протопопа Аввакума, организованном в городе на Неве епископом Геронтием (Лакомкиным). 28 ноября того же 1932 года отец Самуил был приговорен к ссылке на три года в Северный край.

Андрей Хотеев родился в Гавриловне 13 июля 1881 года. Крестьянствовал, работал плотником на отхожих промыслах. Образование имел домашнее. До революции семья будущего свя­щенника владела тремя десятинами земли. Жили в каменном доме, имели скот, небольшую пасеку и сад... Отец Андрей стал одним из последних священников, которых рукополагал епис­коп Павел (Силаев) Калужско-Смоленский. Он прослужил в Устоше десять лет. В конце 1930 года некий оперуполномоченный ОГПУ Цветков предложил священнику покинуть Мосальский район. В начале 1931 года епископ Савва перевел священника в деревню Хотисино. В 1937 году Хотеев был арестован здесь и расстрелян[13].

Сегодня в Устоше почти утрачена память о том, что неког­да здесь была церковь. Место, где она располагалась, указала нам старожилка Евфросиния Сергеевна Честнова, живущая не­подалеку, почти напротив. Здесь ничего нет, только деревья и кустарник. Место это прозвали Три Липы или Три Попа. Здесь действительно растут близко друг к другу три высоких дерева, а вот легенда о том, что якобы под каждым похоронен священник, конечно, вымысел. Сельское кладбище от Трех Лип в двух шагах После закрытия храма в нем был зерноток, все его помещение было завалено мусором. Потом его из-за ветхости снесли.

Старожилка деревни Евфросинья Честнова. 2012 год

[1] ГАКО. Ф. 130. Оп. 2. Д. 58. Л. 129 об; другое дело о Дорофееве: Ф. 62. Оп. 19. Д. 549. В 1850-х годах в связи с делом Николы Дорофеева власти прове­ли в Устоше широкий опрос местных жителей-старообрядцев. Показания их сохранились. Обращает на себя внимание рассказ крестьянки Анны Василь­евой. «Назад тому лет 14, быв нездоровою, дала себе обещание, что ежели выздоровеет, то вместо православной веры будет держаться раскольничес­кой поповщины-секты, от чего и хотя родители ея и второй муж уговари­вали, но она осталась в своем намерении непреклонною, а потому, с того времени исполняя обряды вышесказанной секты, к православию обратиться не желает — затем, что она, состоя в расколе, сделалась здоровою» (ГАКО. Ф. 130. Оп. 2. Д. 58. Л. 16 об.)

[2] ОР РГБ. Ф. 246. Оп. 1. Карт. 203 Ед. хр. 3 (дело о священноиноке-схимнике Никаноре).

[3] ГАКО. Ф. 33. Оп. 3. Д. 1901. Л. 28об.

[4] С. Устоша // Церковь. 1912. №31. С.757–758.

[5] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 191. Ед. хр. 8. Лл. 170–171об.

[6] ГАКО. Ф. 62. Оп. 7. Д. 419. Л. 15.

[7] Е.С. Сальников: Некролог // Слово Церкви. 1915. №51. С. 1147–1148.

[8] Голос старообрядца. 1906. №42 от 15 июня. С. 2.

[9] Устоша Калужск[ой] губ. // Церковь. 1910. №2. С. 56.

[10] С. Устоша Калужской губернии // Церковь. 1911. №4. С. 98–99 (здесь же помещены фотоснимки Артемьева и Московцева).

[11] См.: Международное историко-просветительское, правозащитное и благотворительное общество «Мемориал». Режим доступа:  http://lists.memo.ru/index13.htm (со ссылкой на «Книгу памяти Тамбовской обл. Подготовительные материалы»).

[12] Московцев Ф. Г. Мосальск Калужской губ. // Старообрядческая мысль. 1912. №3. С. 282.

[13] Боченков В.В. Годы и приходы. М„ 2001. С. 107.