1839 год
Иаков Рагозинский
27 июня 1847 года, когда к отцу Иакову Рагозинскому явился в камеру смотритель тюремного замка, священник заявил ему, что болен.
Когда в консистории узнали, что Рагозинский болен, обратились в губернское правление с просьбой освидетельствовать заключенного священника. И если окажется здоров — выслать симулянта.
Арестант поправился довольно скоро. Врач нашел его в «здравом положении». В начале июля Рагозинский уже находился в духовной консистории на допросе.
Теперь пора представить его краткое жизнеописание.
Отец Иаков Рагозинский родился в 1810 году (или около). В 1847 году, как свидетельствуют документы, ему было 37 лет. Учился в духовной семинарии. В 1834 году был поставлен епископом Никанором (Клементьевским) во священника в село Матчино Козельского уезда. Лишившись вскоре жены, Рагозинский остался с двумя малолетними дочерьми на руках. В том же 1839 году, когда случилось у отца Иакова это несчастье, познакомился он с измаильским мещанином Иваном Игнатовичем Епищенковым, который предложил ему бросить приход. Рагозинский решился. В Измаил он уехал, оставив детей на попечение родни. Затем забрал одну из девочек себе.
На допросе отец Иаков признавался, что он, может, и остался бы в матчинском приходе, кабы не бедность и нужда. Так оно, скорее всего, и было бы. По крайней мере, отец Иаков действительно дошел до крайней нищеты.
Проступки Рагозинского почти все связаны с деньгами. Как-то отец Иаков взял у одного титулярного советника несколько рублей в долг и не вернул. Результат — жалоба в консисторию, разбирательство, запись о проступке в послужной список. В другой раз Рагозинский заложил за пятьдесят рублей свою ставленую грамоту. Об этом тоже дошло до начальства... Денежная проблема стояла перед Рагозинским постоянно. И жизнь отца Иакова еще раз доказывает: бедный священник, унижаемый равнодушием вышестоящих, не подаст нравственного примера. Был случай, когда отец Иаков самовольно воспользовался церковными средствами. Сумму эту, уже после побега Рагозинского, вносил в церковную кассу его преемник. Наконец, консисторская справка сообщает, что отец Иаков как-то обвенчал 37 браков крестьянских детей, из коих 23 оказались незаконными по причине несовершеннолетия супругов. И на это Рагозинский пошел, чтобы заработать на кусок хлеба.
В этом проступке отца Иакова, однако, ничего из ряда вон выходящего можно и не замечать. По тем временам женились и выходили замуж достаточно рано. Вот «Евгений Онегин», разговор Татьяны Лариной с няней:
«Да как же ты венчалась, няня?..»
— Так видно Бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет.
Недели две ходила сваха
К моей родне и наконец
Благословил меня отец.
Я горько плакала со страха,
Мне с плачем косу расплели,
Да с пеньем в церковь повели.
Дело в том, что по церковным правилам, точнее по так называемому византийскому закону, внесенному в Кормчую книгу, вступать в брак можно с четырнадцати лет мужчинам и с двенадцати женщинам. По гражданскому закону —женщине с тринадцати лет, мужчине — с пятнадцати[1]. Батюшка, венчавший брак няни Татьяны Лариной с Ваней, этот закон нарушил (при явном попустительстве родителей невесты и жениха), за что рисковал «загреметь» в монастырь под начал. Жених-то не достиг брачного возраста. Нарушение правил происходило на виду у всех, и никто из взрослых против этого брака не протестовал, наоборот, с ним спешили.
Впоследствии император Николай I приподнял своим особым указом возрастную планку, без оглядки на церковные нормы. Отныне получал право жениться мужчина, которому исполнилось восемнадцать лет. Женщина могла пойти замуж в шестнадцать. Рагозинский следовал не императорскому указу, а церковным правилам. Ведь законодательный акт светской власти не имеет силы отменить церковное установление. Поэтому с точки зрения религиозного канона нет особого преступления в том, что отец Иаков венчал «несовершеннолетних». Точнее, перед государством и подмятой им церковью Рагозинский — правонарушитель, а перед Богом...
Единственный проступок матчинского священника, не имеющий видимой финансовой подоплеки — это то, что как-то на пасхальной неделе он не служил литургий. Сведений о причинах нет а потому приходится ограничиться констатацией.
Итак, 15 октября 1839 года отец Иаков отправился в Измаил. Началась новая полоса в его жизни, новые опасности и тревоги, появились новые друзья и враги.
В Измаиле Рагозинский был принят попечителями местной старообрядческой церкви. Ему отвели дом. Отец Иаков исполнял весь полагающийся круг богослужений, крестил, венчал, хоронил, исповедовал, причащал. К нему стекались старообрядцы из Херсона, Николаева, Елизаветграда (Днепропетровск), Тирасполя, Бендер, казаки-некрасовцы.
По жалобе архиепископа Херсонского и Таврического Гавриила (Розанова) Рагозинский вынужден был дать гражданским властям подписку, что не станет впредь исполнять треб для старообрядцев других губерний, а за нарушение пойдет под суд. Было это в ноябре 1844 года. А годом раньше, в октябре 1843-го, тогдашний калужский преосвященный обращался к исполняющему должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора Петру Федорову выслать ему Рагозинского. Но генерал-губернатор «по некоторым местным обстоятельствам» не смог депортировать отца Иакова в Калугу.
На священническую деятельность Рагозинского обратили внимание херсонские военный и гражданский губернаторы. Отец Иаков был уличен в совершении треб для жителей Тирасполя. Херсонские власти негодовали: Рагозинский «сими средствами останавливает правительственные меры в обращении раскольников к православию».
В феврале 1845 года священник дал вторую подписку, что будет вести себя тише воды, ниже травы.
Отец Иаков стал осторожнее. Почти два года его никто не мог заподозрить в чем-то незаконном. Но вот в январе 1847-го измаильский полицмейстер донес, что Рагозинский «в числе многих поступков, совершенных им с величайшей секретностью» обвенчал одного мещанина из Бендер и дочь тираспольского купца, нарушив обе свои подписки.
Генерал-губернатор Петр Федоров решил «убрать» Рагозинского. Священник был арестован и под конвоем кишиневской полиции препровожден в Калугу. Здесь его бросили в тюремный замок.
Этот арест поставил точку в духовной деятельности отца Иакова. Не только потому, что священника оторвали от его паствы.
В консистории, пройдя через тюремные застенки, Рагозинский смалодушничал и объявил, что раскаивается в побеге, попросил присоединить его к господствующему вероисповеданию.
Калужский преосвященный доложил обо всем в Синод. Ответ пришел оттуда в сентябре 1847 года. Это был указ, предписывавший калужскому епископу лишить отца Иакова сана. Синод подчеркивал, что Рагозинский раскаялся уже в то время, когда знал, что будет неминуемо судим, и явился к начальству своему не по доброй воле. А раз так — поступить с ним по всей строгости.
В октябре 1847 года отец Иаков был присоединен к официальному православию в калужском кафедральном соборе и решил записаться в тульские мещане. Тогда же губернское правление предписало «отправить попа Рагозинского установленным порядом в виде арестанта» в Тулу. Тамошнее правление известили на сей счет заранее. В конце октября 1847 года отца Иакова отвезли в зарешеченной карете в соседнюю губернию. Внимание ему уделялось, что и говорить, особенное.
Тульские следы отца Иакова не обнаружены.
* * *
В конце декабря 1848 года в Измаил приехал Иван Аксаков, поэт и чиновник, в будущем известный публицист и общественный деятель. «Измаил славный городок, выстроенный, правда, по плану, — писал он в письме родным, — но эта правильность как-то приятно поражает ваши глаза, утомленные совершенно бессмысленным видом городов и деревень, где дома раскинуты врозь, где не видать связующего начала, нет улицы, и каждый домик совершенно сам по себе, даже не становится в ряд с прочими своими собратьями... Этот город, повторяю, мог бы быть в мильон раз богаче, если б хоть немного почистили фарватер измаильского или килийского рукава Дуная, лучшего изо всех прочих рукавов: здешнее купечество вызвалось сделать это за свой счет, прося только заимообразно пособия от казны, но пошла переписка, неоконченная и до сих пор, и дело стоит... В Измаиле познакомился с полицмейстером подполковником фон Чуди. Он родом швейцарец, служил некогда (он начал службу с 10 лет) в армии Жерома Бонапарта против русских, а в 1819 году перешел на русскую службу. Он умный и честный человек и пользуется большим уважением даже у раскольников... Это честный наемник, у которого чувство долга, обязанности заменяет жаркие побуждения, внушаемые любовью к своей земле и духовным родством с нею».
Не исключено, что именно фон Чуди принимал непосредственное участие в аресте Рагозинского. Но продолжим знакомство с измаильским бытом по аксаковскому письму.
«Здесь вы почти не встретите молдаван; всюду увидите вы умные, бодрые лица, могучие осанки русских людей; всюду услышите вы чистый русский язык. Одних некрасовцев, живущих в предместьях Измаила, более 2500. В самом же городе купечество большею частью состоит из греков и отчасти русских, армян, евреев. Русские здесь, можно сказать, почти все старообрядцы, имеющие тайные сношения с Серакёем (село Сарикёй, ныне в Румынии. — В.Б.), Старою Славою, Журиловкою, Каменкою и другими русскими деревнями по ту сторону Дуная, в Турции, где свободно им вероисповедание и где теперь живет “новое духовенство”, как они выражаются». «Новое духовенство» — попы, рукоположенные митрополитом Белокриницким Амвросием, который присоединился к старообрядцам за несколько месяцев до ареста отца Иакова и его депортации из Измаила... А вот встреча с прихожанином Рагозинского: «Я говорил с одним из умнейших между некрасовцами стариков, прямо, откровенно, и он мне сообщил много драгоценных известий! Некрасовцы не отуречились, хотя язык и быт Турции им хорошо знакомы. Те, которых удалило туда одно религиозное убеждение, при малейшей свободе в этом отношении воротились бы с радостью в Россию; но не должно смешивать их с малороссиянами и другими беглыми, казаками и запорожцами, перешедшими туда. Можно также быть уверену, что при дальнейшем стеснении веры все переправятся за границу... »[2]
Быть может, в этом разговоре услышал Аксаков упоминание и про отца Иакова.
ГАКО. Ф. 62. Оп. 19. Д. 296.
О бежавших в раскол священниках // Калужские епархиальные ведомости. Прибавления. 1863. №17. С. 300.
[1] Мельников-Печерский П.И. Очерки поповщины // Мельников-Печерский П.И. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1976. Т. 7. С. 386. См. также: Лотман Ю. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин» // Лотман Ю. Пушкин. СПб., 1995. С. 618.
[2] Аксаков И.С. Письма к родным. М„ 1988. С. 449–450. В этом же письме содержатся интересные сведения о старообрядцах посада Вилково.