1859 год

Дмитрий Иосифович Беляев

Лихвинского священника Димитрия Беляева заставила пере­осмыслить жизнь церковная казенщина, равнодушное отношение начальства к его судьбе. Он ощущал себя ненужным и не хотел с этим мириться. От старообрядчества он не отрекался.

...2 ноября 1882 года унтер-офицер Максимов шагал по Брон­ницкому полустанку Московско-Рязанской железной дороги. Ви­дит: какой-то человек в тулупе подозрительно от него отвернулся, спрятав лицо воротником. Максимов вперед: кто такой, какого звания. А тот ему девяносто рублей — только не трогай.

Максимов повертел головой и взял.

Подошел поезд. Человек в тулупе сел в вагон. Унтер-офицер в другой. Следит. Неподкупный и верный долгу был он человек. И в Москве на вокзале арестовал неизвестного. В полиции тулуп назвал себя: Димитрий Беляев, бывший священник Калужской епархии. В 1857 году был уволен за штат от соборной города Лихвина церкви. Подавал прошения о переводе в другое место. Но все они оставались безрезультатными. В 1859-м овдовевшего отца Димитрия определили в Пафнутьев-Боровский монастырь. Тут он провел всего один месяц и 30 июля сбежал к старообрядцам-противоокружникам. Даже обедни не достоял. Вызвали его к ограде двое мужиков, прямо оттуда с ними и уехал он в Тулу. Имен этих людей отец Димитрий на допросе не назвал. Не помню, дескать.

Так началась его бродячая — в полном смысле этого слова — жизнь.

Ходили слухи, что отец Димитрий поселился в Москве. Епис­коп Калужский Григорий (Митькевич) лично просил столичного генерал-губернатора принять меры по розыску священника, но они ничего не дали. В 1864 году пришло владыке письмо. Там сообщалось, что Беляев служит в селе Коломенском и на вечерне в Богоявление будет освящать воду в моленной у местного крестья­нина Ивана Зимина. Под письмом стояла подпись коломенского старообрядческого противоокружнического священника Василия Бухарова, но что именно он донес на Беляева, еще нужно дока­зать.

Отец Димитрий к Зимину не приехал. Может, был заранее пре­дупрежден о засаде. А может сообщение было ложным. И потом целых пятнадцать лет о нем — ни слуху ни духу. А в июле 1879 года в Калужскую духовную консисторию пришла о Беляеве вто­рая весточка, уже анонимная. Некий «Ревнитель православия» сообщал московский адрес Беляева и рассказал, что он «несколь­ко совратил в раскол православных священников: Московской епархии... Гавриила Знаменского, саратовской епархии Якова Полянского и много простолюдинов». Упомянутый Гавриил Зна­менский спустя два года «засветится» в калужском селе Брынь, населенном старообрядцами, его арестуют и увезут в Можайск. Сведения о Беляеве подтвердятся. Его арест отсрочит случайная поездка в Нижний Новгород — отсрочит до того самого дня, когда на Бронницком полустанке у священника сдадут нервы...

За двадцать три года он исколесил старообрядческие города и села Нижегородской, Самарской, Саратовской, Вятской и других губерний. Совершал все, что полагается священнику. Миро полу­чал из Тулы.

Самое примечательное в судьбе Беляева то, что в прошлом он... противостарообрядческий миссионер. В 1854 году епископ Калуж­ский Григорий командировал его на открытые при Санкт-Петер­бургской духовной академии миссионерские курсы. Окончив их, Беляев был определен в Лихвин. В ведении его как миссионера находилось четыре уезда.

«С делом старообрядческим познакомился по выходе из Санкт-Петербургской академии, где слушал лекции по миссионерству. Что заставило меня удалиться в раскол, положительного ответа дать не могу, — писал арестованный отец Димитрий (в стилистике, которой требовали от него допрашивающие), — во всяком случае, не из корыстных видов, частию же потому, что на неоднократные мои просьбы об определении меня на священническое место мне отказывалось. В настоящее время я остаюсь при своих взглядах и убеждениях раскольнических вследствие 23-летнего пребывания в раскольнических обществах».

Из Москвы Беляева привезли в Калужскую духовную кон­систорию. После допросов священника определили в монастырь Тихоновой пустыни. В здешнюю церковь Беляев не ходил, оп­равдываясь, что-де болен. 19 ноября 1882 года отец Димитрий совершил побег из монастыря. Дальнейшая его судьба неизвестна. Похоронен Дмитрий Беляев на Рогожском кладбище в Москве, и на черном надгробном саркофаге его указано, что умер он 2 апре­ля 1897 года.

В стяжательстве и пьянстве — «традиционных пороках» «бег­лых попов», выставляемых напоказ синодской пропагандой, — об­винить Беляева нельзя. Но автор книги «Раскол в пределах сов­ременной Калужской епархии» И. Тихомиров, рассказывая про отца Димитрия, ловко находит столь ему нужный «компромат». «Истинной причиной бегства было то, что он не в силах был сносить своего вдовства». Тихомиров лучше самого Беляева знает, почему тот бежал! Ссылки на источник нет[1]. Только уверение в подлинности.

Зачем же понадобилась присочинить для Беляева это непо­сильное «вдовство»? Да просто чересчур явственно выступает в его деле социальный фактор, толкнувший на побег, слишком хорошо видно пренебрежение епархиальных властей к простому священнику без званий и наград, и уж слишком тверд, слишком убежден Беляев в правоте своего выбора. Вот и надо свести все это к простенькой человеческой слабости.

О бежавших в раскол священниках // Калужские епархиальные ведомости. Прибавления. 1863. №17. С. 300.

Любимов Димитрий, свящ. Беглопоповщина // Калужские епархиальные ведомости. 1886. №19. С. 425.

Тихомиров И. Раскол в пределах Калужской епархии. Калуга, 1900. С. 97-98.

Марков С. О беглом попе Димитрии Беляеве // Братское слово. 1884. №11. Т. 2. С. 447.

[1] Таким источником могла послужить статья Н.И. Субботина, опубликован­ная в восьмом номере «Русского вестника» за 1864 год, «По поводу статьи г. Мельникова “Очерки поповщины”». Здесь упомянуто, что старообрядчес­кий архиепископ Антоний (Шутов) Московский и Владимирский написал (вероятнее всего, написал не он сам, а указываемое сочинение вышло из его скриптория) полемическое сочинение «О попах Дмитрии и Петре», в котором доказывалось, что эти священники не имеют права священнодействовать. «Поп Дмитрий» — это и есть Димитрий Беляев. «Он имел несчастие ли­шиться жены, — пишет Субботин. — Это тяжкое испытание при недостатке нравственной твердости и было началом его дальнейших злоключений. По подозрению в зазорной жизни епархиальным начальством он был послан под надзор в Пафнутьев-Боровский монастырь» (Указ. соч. С. 733). Подоб­ное объяснение полностью противоречит тому, что писал о причине своего перехода к старообрядцам сам Беляев и маскирует социальные мотивы, о которых упоминает священник. Из того же сочинения, авторство которого приписывается архиепископу Антонию, Н.И. Субботин берет сведения, что Беляев был якобы рукоположен в сан от обливанца, епископа Калужско­го и Боровского Григория (Митькевича). Так как дискредитирует Беляева старообрядческое сочинение, Н.И. Субботин считает изложенное в нем не подлежащим сомнению, не принимая во внимание его полемический харак­тер, который во многом определяет подбор, интерпретацию фактов и сте­пень их соответствия истине. Григорием (Митькевичем) был рукоположен перешедший к старообрядцам священник Григорий Глинкин (см. далее), и это обстоятельство также стало поводом для полемики.