От автора

Говорят, что, присутствуя на защите диссертации по теме «Стиль прозы Чехова», когда уже все предвещало благополучный исход, Алексей Федорович Лосев неожиданно встал и обратился к диссер­танту:

— Позвольте задать вам три небольших вопроса. Что такое стиль? Что такое проза? Что такое Чехов?

Может быть, все было не так. Может быть, это вообще выдумка, филологический анекдот. Однако...

О том, что такое стиль и проза, у самого А.Ф. Лосева написано до­статочно. Что такое Мельников-Печерский? Думаю, что и эта книга, в ряду других, к сожалению, немногих, посвященных писателю, не станет полным ответом на этот вопрос. Мы лишь начинаем откры­вать этого писателя, несмотря на многие переиздания его книг...

Что такое старообрядчество?

Еще один вопрос, за которым — неисследованные глубины. И здесь не ответишь исчерпывающе.

Можно обратиться к книге доктора философских наук, старообряд­ца М.О. Шахова «Старообрядческое мировоззрение», изданной в 2001 году в Москве. «Старообрядчество (или староверие) — общее название русского православного духовенства и мирян, отказавшихся принять реформу, предпринятую в XVII веке патриархом Никоном, и стремя­щихся сохранить церковные установления и традиции древней Рус­ской Православной Церкви»[1]. События середины XVII века принято называть расколом. Это выражение прочно вошло во всеобщее упот­ребление, слово «раскол» будет встречаться и в этой книге, но, веро­ятно, более точным все же будет другое определение — не раскол, а церковная трагедия XVII века. По словам историка А.В. Карташова, отцы собора 1667 года, закрепившего никоновские нововведения и предавшие анафеме приверженцев старого обряда, того дониконовского православия, что пришло на Русь при св. князе Владимире и изменило ее, «посадили на скамью подсудимых всю русскую москов­скую церковную историю, соборно осудили и отменили ее»[2]. Это ли не трагедия? «За одно то, что они (старообрядцы. — В.Б.) не имели душевной поворотливости принять поспешные рекомендации сомни­тельных заезжих патриархов, — писал А.И. Солженицын, — за одно то, что они сохранили двуперстие, которым крестилась и вся наша Церковь семь столетий, — мы обрекли их на эти гонения, вполне равные тем, которые отдали нам возместно атеисты в ленинско-ста­линские времена, — и никогда не дрогнули наши сердца раскаянием! И сегодня в Сергиевом Посаде при стечении верующих идет вечная неумолчная служба над мощами преподобного Сергия Радонежского, но богослужебные книги, по которым молился святой, мы сожгли на смоляных кострах как дьявольские. И это непоправимое гонение самоуничтожение русского корня, русского духа, русской целос­ти — продолжалось 250 лет... и могло ли оно не отдаться ответным ударом всей России и всем нам? За эти столетия иные императоры склонны были прекратить гонения верных подданных — но высшие иерархи православной церкви нашептывали и настаивали: гонения продолжать»[3].

Не старообрядчество возникло в XVII веке, в результате церковной трагедии, а церковь, принявшая никоновскую реформу и объединив­шая большинство народа. «Казенная церковь», — прозвали ее старо­обрядцы за то, что она целиком оказалась подчинена государству и управлялась Синодом — особым духовным ведомством. «Никоновские реформы имели то значение, что ими русский народ отстранялся от непосредственного участия в делах церковных и накопленные в тече­ние долгих веков религиозные знания откладывались куда-то в сторо­ну. Наряду с этим главенствующее значение получала бесконтрольная воля и власть иерархии, и взамен народного веропонимания выдвига­лось на первое место понимание иное, принесенное из чужих стран. [...] Старообрядчество и есть история того, как русский народ прояв­ляет свои веками скопленные религиозные знания, как эти знания, иногда совершенно неожиданно, выбиваются на Божий простор и рас­пускаются в пышные и дивные творения. История господствующей церкви, в сущности, представляется историей того, как заносилась на русскую землю и прививались к ней инородные религиозные вея­ния, сначала новогреческие, затем латино-католические и, наконец, протестантские. В сообразность этому история старообрядчества есть история развития собственно русской религиозной мысли, зарожден­ной в глубине веков, задавленной было при Никоне, но никогда не утратившей своих жизненных сил, растущей стихийно», — писал в своей известной работе «Философия истории старообрядчества» В.Г. Сенатов[4]. История старообрядчества гораздо длиннее, чем несколько тех веков, что минули с времен патриарха Никона. Старообрядцы никогда не считали себя раскольниками. Как-то в руки мне попало одно архивное дело на старообрядческого священника, арестованного во второй половине XIX века. Освободили его из тюремного замка с условием, что он не будет «исполнять требы у раскольников». Свя­щенник задумался, о ком же идет речь. «Но ведь мы-то не раскольники правилам святых отцов», — решил он в конце концов и подписал свое обязательство. А потом стал служить как ни в чем не бывало и дальше.

Судьба России — своего рода отражение судьбы старообрядчества. Здесь есть некая метафизическая связь. Более того, вопрос о ста­рообрядчестве — это вопрос об истинной Церкви Христовой, — той единственной, в которой только и возможно спасение, вопрос о ее присутствии на Земле или отсутствии. Историософская проблематика старообрядчества в XIX веке практически не поднималась. Взгляды П.И. Мельникова на старообрядчество следует оценивать и изучать в их развитии, исходя из тех представлений, которые сложились в ту эпоху, когда он жил, не забегая вперед.

Глубокая вера в истинность своего упования помогала старообряд­цам выжить в периоды самых жестоких гонений. «Если великий на­род не верует, что в нем одном истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своей истиной, то он тотчас же обращается в эт­нографический материал, а не в великий народ», — восклицает герой романа Ф.М. Достоевского «Бесы» Шатов[5]. Все это в полной мере применимо к старообрядцам. После церковной трагедии XVII века, разделившей русский народ на две части, старообрядцы нисколько не усомнились в своих истинах, их цель была ясной: хранить правосла­вие, пришедшее на Русь при св. князе Владимире, ибо лишь в нем одном — спасение.

Старообрядческий мир сложен. И само понятие «старообрядчест­во» — расплывчато. Авторы книги «Старообрядчество: Лица, пред­меты, события, символы. Опыт энциклопедического словаря» огова­риваются в «Предуведомлении», что старообрядчество «чрезвычайно сложное явление, объединяющее под одним названием и истинную Церковь Христову, и тьму заблуждений. Это также весьма закры­тый мир, в котором в силу устоявшихся обычаев не любят делить­ся информацией»[6]. Это — в наши дни, сейчас. Как же трудно было открывать мир «старой веры» во второй половине XIX века, ломая господствующие в общественном сознании стереотипы. Закрытость и загадка старообрядческого способа жить и веровать рядом с «други­ми», «чужими» не помешали, однако, П.И. Мельникову создать уни­кальные прозаические повествования, которые требуют грамотного прочтения. Эта задача для читателя тем более непроста, потому что и сам писатель не сразу научился верно «считывать» текст старооб­рядческого быта и бытия, что отразилось, конечно, на его рассказах и романах. Современному читателю предстоит, преодолевая трудности восприятия специфической русской жизни позапрошлого века, изживать свои заблуждения, свои стереотипы, иметь в виду писательские ошибки и составить для себя верную хотя бы в смысловом отношении картину.

Конечно, писатель интересовался старообрядчеством не только по­тому, что был увлечен отечественной историей, ее памятниками, слу­жил чиновником особых поручений. Это, безусловно, подстегивало его интерес. Но сыграли свою роль и его собственные стремления проникнуть и постичь метафизику «старой веры», при всем том, что здесь писателю сильно мешал распространенный в его время стерео­тип, которого и сам он придерживался: при успехах образования ста­рообрядчество исчезнет, ибо этот трагический раскол, по его мнению, во многом держится на невежестве.

Время опровергло этот взгляд.

Что такое старообрядчество? Многие начинают его открывать имен­но с произведений П.И. Мельникова и в своих поисках углубляются дальше. Эта книга является попыткой показать, как сам писатель открывал для себя мир старой веры, ломая собственные, порой весьма искаженные, представления о нем, как шел к своим главным произ­ведениям, которые успешно преодолели испытание временем и стали классикой русской литературы.

[1] Шахов М.О. Старообрядческое мировоззрение. М., 2001. С. 53.

[2] Карташов А.В. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. Т. 2. С. 179. О никонов­ской реформе и ее последствиях см. также: Кутузов Б.П. Церковная реформа XVII века как идеологическая диверсия и национальная катастрофа. М., 2003; Его же. Тайная мис­сия патриарха Никона. М., 2007; Зеньковский С.А. Русское старообрядчество. М., 2006.

[3] Солженицын А.И. Третьему собору Зарубежной Русской церкви // Солженицын А.И. Публицистика: В 3-х т. Ярославль, 1995. Т. 1. С. 209–210.

[4] Сенатов В.Г. Философия истории старообрядчества. М., 1995. С. 84–85.

[5] Достоевский Ф.М. Бесы // Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1974. Т. 10. С. 199–200.

[6] Вургафт С.Г., Ушаков И.А. Старообрядчество: Лица, предметы, события и символы. М., 1996. С. 3.­