КРИВОШЕИНО — деревня в Малоярославецком уезде (ныне Жуковский район). После 1929 года отошла к Московской облас­ти, в 1944-м — вновь к Калужской. Располагается в семи кило­метрах от Обнинска. Старообрядческий храм освящен был во имя преподобного Сергия Радонежского.

 

 

*

 

 

Николай Казенников держал всю кривошеинскую округу в страхе, и кое-кто даже встречаться боялся с ним — вдруг зарежет. Он, еще молодой человек, жил волком; говорят, что в лесу у него была землянка, где он прятал ворованное и отсиживался после краж. Кончил он плохо. То ли милиционеры застрелили его, пы­таясь задержать на очередном преступлении, то ли получил Ка­зенников такой срок, что больше не вернулся в кривошеинские леса. Мне рассказывали, что в начале 1938 года этот Казенников ограбил местного старообрядческого священника Иоакима Иппо­литова. Избил его и бросил в погреб, а матушку, связав веревкой, оставил лежать с кляпом во рту на постели под окном. Кто-то обратил внимание, что отец Иоаким подозрительно долго не вы­ходит из дома. Прильнув к окну, люди увидели связанную ма­тушку...

Взял тогда Казенников кадило да что-то из вещей, используе­мых при богослужении. Они показались ценными. Убедившись, что это не серебро и не золото, Казенников будто бы все выбро­сил.

Все это, возможно, искаженный отголосок подлинных событий, и на самом деле всё было не совсем так.

Но беда не приходит одна, и это верно. Через месяц Ипполитова арестовал НКВД...

В первой четверти девятнадцатого века в Кривошеине и близ­лежащем селе Угодский Завод (ныне город Жуков) было по одной старообрядческой моленной. В Угодском Заводе ее у старообряд­цев отобрали, устроив склад военной амуниции, и было это, по всей вероятности, в 1820-х годах[1]. Так что склады в церквях — дело в России отнюдь не новое. В Кривошеине моленная была старая, и ее сломали, стали строить другую. Местные крестьяне Ефим Павлов и Михаил Ульянов «с товарищами» добились из Министерства внутренних дел соответствующего разрешения[2]. Очевидно, уничтожение прежнего молитвенного дома было одним из его условий. Построили моленную в 1824 или 1825 году. Раз­ные даты можно объяснить тем, что само возведение и внутрен­няя отделка были завершены в разное время.

В 1847 году в деревне побывал малоярославецкий городничий, который сделал описание моленной — маленького духовного цент­ра тогдашней деревни. «Часовня сия состоит из деревянного стро­ения соснового леса, длиной 5 саженей, шириной 3 сажени (10,5 на 6,5 метров. — В.Б.), с боковых сторон по два окна с железны­ми решетками.., с ветхой тесовою крышею, обросшею мохом». В иконостасе моленной было 47 икон, из них 21 — с изображением Христа Спасителя. «Часовня сия устроена среди житни, на ого­роде, против оной ворота деревянные, около которых чугунный колокол»[3].

Я представляю бревенчатую крестьянскую избу с деревянной крышей, с зелеными моховыми бородавками, с печной трубой из небеленого кирпича; рядом стелется по земле огуречная ботва, и вдали стоит низкий забор из сучковатых жердей, за ними потем­невшие от дождей старые сараи для зерна. Закон запрещал делать ремонт в моленных, потому они приходили в ветхость раньше сро­ка. Но эта простота бесхитростного крестьянского дома, ставшего церковью — домом Божьим, только помогала молитве... «Церковь была деревянной и старой, но в таких церквях как-то лучше мо­лится», — заметил Достоевский в «Братьях Карамазовых»; это, видимо, из его личного опыта. Запретительные законы, уровняв­шие крестьянскую избу и молитвенный дом не удаляли человека от Христа, а лишь приближали к нему, если духовная жизнь у человека не на последнем месте стояла...

В 1854 году моленная в Кривошеине сгорела.

Впервые имя крестьянина Герасима Лаврентьева мне встрети­лось в письме, которое кривошеинские старообрядцы отправили в 1886 году архиепископу Савватию в Москву. Письмо пространное, поскольку в нем излагается вся история тамошнего старообряд­чества за девятнадцатый век. Авторы поведали о событиях более чем полувековой давности. А ведь этого никто из них и нигде для памяти не записывал. Свою историю кривошеинские старообряд­цы хранили как предание, передаваемое изустно от поколения к поколению, как духовную эстафету. Память о прошлом была для них средством самосохранения. И дата, когда построили сгорев­шую моленную, в письме верна, и последующие события изложе­ны, как по полочкам, аккуратно и точно.

Письмо это хранится ныне в отделе рукописей Российской Государственной библиотеки[4].

После пожара кривошеинцы пробовали молиться вместе, со­бираясь то у одного, то у другого человека, но все не получалось нужного для общения с Богом постоянства. Ходатайство о стро­ительстве нового молитвенного дома было безуспешным. Тогда, во второй половине 1850-х, отвел кривошеинский крестьянин Герасим Лаврентьев на собственной усадьбе избу для богослуже­ний. Она состояла из трех комнат, оклеенных шпалерами. В са­мой большой комнате стояли в один ряд иконы в киотах и без, с лампадами. Малоярославецкий уездный исправник, проводивший осмотр, упоминая книги «весьма старой церковной печати: часовник, псалтырь и др.», отметил, что моленная отличается чисто­той[5]. Колокол, по его свидетельству, весил около двух пудов, то есть был маленьким, размером, грубо говоря, с небольшое ведро. Старообрядцы пояснили, что он тут «для ударения в набат на случай пожара». На службу, по их словам, собиралось человек пятнадцать, треб никто не исправляет. То есть никаким соблаз­ном моленная ни для кого не является. Между тем при ней уже был свой священник — Никандр Козьмин из подмосковного Кли­на. Трудно сказать, когда установили в моленной походный ал­тарь, освятив его во имя преподобного Сергия Радонежского, но исправник в 1859 году ничего не говорит о нем.

В письме кривошеинских старообрядцев архиепископу Савва- тию верно указано время, когда преследовали Лаврентьева — 1860 год. Но это дата объявления ему приговора, который, кстати, ни­какого наказания не предусматривал. Калужская палата уголов­ного суда постановила лишь отобрать колокол. Сам же приговор был вынесен и утвержден годом ранее. Но решение палаты стало известно кривошеинцам только в 1860 году[6].

Кроме Лаврентьева к суду был привлечен малоярославецкий мещанин Никола Михайлович Борисов, живший по соседству в деревне Белоусове (ныне город). Когда в 1862 году и лаврентьевс­кая моленная сгорела, к новой его избе помог возвести пристройку с молитвенной комнатой некто Федор Петрович Борисов. Ни о первом Борисове, ни о втором мы больше ничего не знаем.

Со временем кривошеинцы раздобыли церковную утварь, из­брали попечителей. В моленной велся учет прихода и расхода де­нег. Часть их отдавали Лаврентьеву за охрану, за дрова и т. д., часть — уставщикам. Лаврентьев никогда не считал своим то, что принадлежало моленной. Кстати, в 1869 году он еще раз привле­кался к суду, а в моленной описали имущество. Но и это дело не повлекло больших неприятностей[7].

В том же 1869 году умер второй кривошеинский священник — Михаил Филиппов. В деревне он прослужил всего пару лет[8].

Деревня отошла к приходу села Спас (Спас-Лыкшина), и кривошеинские старообрядцы со всеми необходимыми требами об­ращались туда. В 1871 году выходец из Кривошеина Василий Герасимович Асенев, живший в Санкт-Петербурге, взял на себя хлопоты подыскать кандидата, которого можно было бы рукопо­ложить. Видимо, он поддерживал тесные связи с односельчанами, если так старался о приходе, помнил о родине и не собирался оставаться в Питере навсегда.

В одном из писем архиепископу Антонию (Шутову) он сооб­щил, что диакон единоверческой церкви (надо понимать, питерс­кой) Семен Алексеевич Дроздов согласен ее оставить и стать ста­рообрядческим священником. «Он, Дроздов, если впоследствии, не дай Боже впасть в какую неприятность со стороны правитель­ства, обещается всё терпеть безропотно во имя Исус Христово»[9]. Дроздов был согласен исключиться из духовного звания, и Асенев навел справки в Санкт-Петербургской консистории о том, что это возможно. Но, судя по всему, рукоположение не состоялось, либо кандидатура была отклонена, либо еще что случилось.

В 1873 году Асенев сообщил архиепископу Антонию (Шутову), что предлагает другого кандидата: зовут его Исаак Васильев (в других, более поздних источниках удалось установить его фами­лию — Синицын), родом он из деревни Заволенье Запонорской во­лости Богородского уезда, «человек хороший, честный, и жизни трезвой». В случае согласия рукоположить его, Асенев был готов приехать в Москву[10]. Видимо, ехать пришлось. 4 марта 1874 года архиепископ Антоний направил в Кривошеино уведомление, что по ходатайству Асенева сюда рукоположен предлагавшийся им кандидат — Исаакий Синицын[11].

До 1886 года служба в Кривошеино велась в прежней, издавна •шествовавшей моленной. Но годом раньше на средства московского купца, почетного гражданина Тимофея Ивановича Назарова Очевидно, выходца из Кривошеина или его окрестностей) Быстро­го было новое здание.

М.Е. Салтыков-Щедрин, рецензируя книгу профессора Н.И. Субботина «Современные движения в расколе», констатировал вслед за ним большое, как ему казалось, участие мирян в нер­авных старообрядческих соборах[12]. Это представлялось ему ненормальным. Ведь в церкви господствующей сложилось так, что миряне оттеснены были от церковных дел, и выглядело это тогда привычным, само собою разумеющимся. На деле такой расклад, нам кажется, только способствовал развитию религиозного рав­нодушия... С хорошо известной картины Василия Перова «Сель­ский крестный ход на Пасхе» смотрит на зрителя пьяный свя­щенник, стоящий на пороге крестьянского дома, схватившись за брус, который поддерживает козырек над крыльцом. Дьячок уже так перепил, что не держится на ногах. Один из мужиков несет икону вверх ногами. Беспросветное тусклое небо подчеркивает безысходное неверие людей, равнодушие к святому празднику. Светлый праздник — тусклые души. Никакой радости на лицах. И как не прорваться солнечному лучу сквозь мглу облаков, так и лучику веры не перебороть потемок этой человеческой духовной пустоты.

Такой приход должен давно развалиться. Он держится на бю­рократических подпорках: церкви положено быть, людям в нее положено ходить. А до созидания Царства Небесного в собственной Душе никому нет дела... Не по церковно-бюрократическим пред­писаниям создавались старообрядческие приходы, а исключитель­но по инициативе самих верующих. Активность мирян, осознание личной ответственности за то, что происходит в делах веры, все это способствовало их укреплению, и такой священник, как на Перовской картине, с такими прихожанами не ужился бы.

Пример тому дает Кривошеино.

Отслужив в деревне около десятка лет, отец Исаакий стал пре­небрегать мнением церковного совета. Перебравшись в новую мо­ленную, он совершал там требы, хотя попечители просили этого Не делать, пока нет официального разрешения. Без него недалеко до беды: опечатают и собираться на общую молитву будет негде. Да и прочих проступков накопилось за отцом Исааком довольно, баловались на него, что священнические обязанности он превратил в средство дохода. Если случалось крестить кого-то, венчать — обязательно требовал денег. «Дают ему рубль, и он обижается, что мало», — жаловались кривошеинцы архиепископу Савватию (Левшину) Московскому. К службе батюшка относился с прохлад­цей: «Во время утрени или всенощной после пятидесятого псалма молитву “Спаси, Боже, люди своя” никогда не читает. Коль ско­ро чтец начинает читать пятидесятый псалом, тогда он затворяет царские двери и снимает с себя облачения, и уходит вон из молен­ной, тогда каноны читают без него»[13].

Савватий (Левшин), архиепископ Московский

Савватий (Левшин), архиепископ Московский

 

Архиепископ Савватий командировал в Кривошеино боровского священника Михаила Михеева. В деревенской моленной со­стоялось общее собрание прихожан. Отец Исаакий ничего убеди­тельного не привел в свою защиту. Более того, выяснилось, что местный полицейский надзиратель отобрал у Синицына ставлен­ную грамоту. Отец Исаакий не ударил и пальцем о палец, чтобы вытребовать ее назад. «Меня и так знают», - махнул он рукой[14].

Прихожане подтвердили свое желание: пусть Синицын будет удален из Кривошеина. Архиепископ Савватий утвердил волю собрания, и в 1887 году священник был переведен.

Случай этот подтверждает то обобщающее заключение, кото­рое сделал в книге «Современные запросы старообрядчеству» Фе­дор Мельников. «Старообрядческая церковь вполне соборная: в ее жизни, деятельности принимают участие все члены — и духовные лица, и мирские. И на Освященных Соборах, и на епархиальных съездах, и на приходских собраниях — всюду эта соборность вы­ражается полно, совершенно. Мы, миряне, сами по своей доброй воле избираем себе пастыря. Мы имеем право настаивать на его удалении, если он чем-либо не отвечает своему пастырскому до­стоинству. Избрание и удаление пастырей — это драгоценное пра­во Церкви, оно идет с первых дней ее существования. Пастырство у нас не сословное. У такой Церкви, свободной, независимой, на­родной, должно быть большое и светлое будущее. Но оно может быть — при условии непрестанной и всевозрастающей деятельнос­ти живых сил Церкви»[15].

Новый священник, Иосиф Алексеевич Смирнов, прослужил в Кривошеино около двух лет. Сведений о нем совсем немного. В деревне его не устраивало содержание; так, архиепископу Савватию он в одном из писем объяснял, что не хватает жалованья (оно составлялось из общих денег, жертвуемых прихожанами), что за дрова и квартиру приходится платить из своего кармана и никто ничем не помогает. «А наконец осталось мне то, что хоть вещи свои продавать: дрова и квартиру держать»[16]. Кривошеинцы пи­сали Савватию, что оказывают священнику должное почитание и он все необходимое получает. Вероятно, у отца Иосифа были какие-то личные мотивы для переезда, но доискаться конкретных причин едва ли возможно. Он подавал архиепископу Савватию прошения о переводе и в 1889 году, не дожидаясь архиерейско­го решения, оставил Кривошеино сам, уехав в родную деревню Малые Липки, что в Смоленской губернии и за это самовольство подвергся запрещению. Но если он и держал на прихожан оби­ду, то не такую, чтобы вовсе с ними порвать. Не прошло и года, священник вернулся назад. Его приняли. Запрещение по просьбе кривошеинцев было снято.

Поздней осенью 1896 года постучал в дверь к Смирнову стано­вой пристав. Он потребовал подписку, чтобы отец Иосиф не носил священнического платья и шляпы и остриг волосы «по примеру крестьянского сословия». Этого требовали в то время по инициа­тиве К.П. Победоносцева у всех старообрядческих священников. Некоторые шли легким путем — подписывались, но приказа не выполняли. Смирнов от подписки отказался наотрез. Год спустя по жалобе полиции его судил малоярославецкий земский началь­ник. Отказ сошел священнику с рук, его оправдали, даже не при­судив штрафа. Священник ходил по деревне, не распуская волос поверх одежды, пряча их под поддевку, халат, полушубок — смот­ря по времени года. Этого хрупкого довода хватило. Быть может, за ним стояли деньги — взятка, но кто теперь разберет?.. Так или иначе, местное полицейское управление было весьма удивлено та­ким исходом дела, усмотрев в нем компрометацию распоряжения высших властей[17]. Но его протест ничего не изменил.

В 1897 году в деревне возник новый каменный молитвенный дом — тот самый, где ныне располагается гараж местного хозяйс­тва. Построили его, не исключено, немного раньше, но точная дата неизвестна. Проводить в нем богослужения разрешило Министерство внутренних дел. Уполномоченный от кривошеинских крестьян Яков Елисеевич Михайлов выхлопотал у калужского гу­бернатора разрешение провести на общественные средства ремонт. В ту пору, как свидетельствует рапорт станового пристава, кривошеинский приход был в уезде одним из самых сильных, и на службу собиралось до четырехсот человек[18]. Со временем в кир­пичное здание перенесли алтарь и соорудили иконостас. В старом молитвенном доме его не было. Алтарь отделялся лишь парчовой занавесью, по-походному. В 1902 году пристроили к храму крыль­цо для «уничтожения сквозняка». На эту мелочь тоже просили разрешения у губернатора[19].

План молитвенного дома в Кривошеино. 1890-е годы

План молитвенного дома в Кривошеино. 1890-е годы

 

В 1898 году по семейным обстоятельствам отец Иосиф Смирнов переехал в Малые Липки и стал служить в родной дерев­не[20]. Архиепископ Савватий рекомендовал выбрать другого кан­дидата в священники. Но вскоре и сам он отошел от церковного управления, и тогда кривошеинец Василий Гаврилович Асенев обратился ко временному местоблюстителю Московской кафедры епископу Арсению (Швецову) Уральскому с письмом об отъезде священника, упоминая вскользь, что у них имеется на примете другой кандидат, Семен Ермолаев (Кулагин), «который находится в Москве на жительстве при моленной отца Варфоломея», однако он еще не достиг тридцати лет — возраста, когда канонические правила дозволяют священническое рукоположение[21]. Здесь без отчества и фамилии упомянут известный священник Варфоломей Филиппович Шиголин, служивший в Москве в домовой церкви купца, старообрядческого деятеля И.И. Шибаева. Семен Кулагин был через несколько лет рукоположен на приход деревни Пурсовки Малоярославецкого уезда, а в Кривошеино где-то около 1900 года был переведен из села Щелканова тамошний священник Ан­дрей Васильевич Журавлев. Подробнее о нем расскажем в статье о Щелканове. Он подвергся в этом селе серьезным преследованиям за ношение священнического платья, в Кривошеине прослужил немного, уехав затем на родину в Акатово (Егорьевского уезда Ря­занской губ.). Там он умер в 1910 году. А преемником его в Кри­вошеине стал священник Михаил Вазягин (1870—?), о котором практически ничего не известно. Летом 1920 года он был переве­ден на приход деревни Язвищи в другую епархию — Московскую. Вазягина сменил Петр Максимович Рубцов (1882—1930?). Он, говорят, был арестован калужским ОГПУ и умер в заключении от чахотки, которой болел еще давно. Но документальных под­тверждений этому выявить пока не удалось. Отец Петр родился в Камельгино, рукоположен был епископом Александром (Богатен­ковым) в 1921 году[22].

К престольному празднику преподобного Сергия Радонежского в 1907 году кривошеинские старообрядцы закончили работы по установке на крыше храма купола и креста. По этому случаю был совершен крестный ход и освящение воды. Служили три священ­ника и диакон[23].

Немало страдали кривошеинские моленные от пожаров. Пос­ледний случился во второй половине 1920-х годов, под Рождество. Грешили тогда люди на дьячка: напился и натворил беды. Сгоре­ли сторожка и деревянная колокольня. Тушили всей деревней. Воду таскали ведрами и подвозили на лошадях. Потом на общем собрании решено было строить кирпичную колокольню. Накану­не коллективизации она была завершена.

Последний священник Сергиевской церкви Иоаким Иванович Ипполитов родился 9 сентября 1871 года в деревне Мисцево Мос­ковской губернии. Он работал учеником по ткацкому делу, потом стал певчим в одной из старообрядческих церквей. В 1893 году Ипполитов переехал в Боровск, где служил добрых тридцать лет дьячком. Отец его, кстати, тоже уставщичил. 31 марта (18 по старому стилю) 1923 года епископ Калужско-Смоленский Савва (Ананьев) рукоположил Ипполитова во священника к Покровско­му храму второй общины в Боровске. После его закрытия и отец Иоаким был переведен в Кривошеино, но сложно сказать, когда именно. В Кривошеине он сменил, по всей видимости, отца Петра Рубцова, который в 1924 году еще служил здесь.

В 1936 году на отчетном собрании местный сельсовет получил наказ закрыть Сергиевскую церковь и оборудовать в ней электро­станцию. Ипполитов узнал об этом от старосты Афиногена Коно­нова. Тот жил в деревне Доброе, что в двух километрах от Кривошеина, там и родился. По их инициативе состоялось собрание верующих. «Советская власть решила закрыть церковь. Мы долж­ны сейчас отстоять закрытие церкви, для этого нам надо собрать подписи и обратиться с жалобой в Москву»[24]. Эти слова отца Ио­акима записал потом в своей интерпретации следователь НКВД, усмотрев в них признаки контрреволюционной пропаганды.

Ипполитов, Кононов и другие прихожане собрали около пя­тисот подписей[25]. В столицу поехала с ними жена священника Ксения Константиновна. По данным 1924 года, приход Сергиев­ского храма составлял около 600 человек[26] и вряд ли мог он со­храниться в таком числе спустя двенадцать лет из-за ужесточения отношений к церкви. И 500 подписей в 1936 году! Объяснять это можно по-разному. Может быть, не только одни старообрядцы за­ступались за Сергиевскую церковь, может быть, в это число вли­лись прихожане соседних старообрядческих приходов, и, наконец, нельзя исключить, что цифра эта завышена следствием. Ответ — в архивах того ведомства, куда передала жалобу и подписи Ксения Ипполитова. Если они, разумеется, сохранились.

Говорят, что церковь в Кривошеине перестала действовать только после того, как забрали в НКВД отца Иоакима. Аресто­вали же священника 26 марта 1938 года. Что-то мешало сделать это раньше. Арестовали и Афиногена Кононова. Заседанием трой­ки управления НКВД по Московской области отец Иоаким был приговорен к расстрелу. Ему приписали еще угрозы расправ над коммунистами, «восхваление фашистского строя» и прочие неле­пости. Кононов (в прошлом «кулак») получил десять лет. В июне, когда выносили приговор, ему было 62 года. Из лагерей Афиноген Иванович не вернулся. Отца Иоакима расстреляли 10 июля 1938-го, похоронен он на Бутовском полигоне под Москвой. Реабили­тировала священника и старосту прокуратура Калужской области 10 мая 1989 года.

Нужно назвать имена других активных прихожан-кривошеинцев, тоже невинно пострадавших. Это Иван Григорьевич Пудов член совета общины (в 1908 и 1914 годах), осужденный в декабре 1937 года на десять лет; Леонид Тимофеевич Савельев, председа­тель совета общины (1914 г.), осужден был 8 мая 1932 года на три года ссылки в Северный край; Константин Тимофеевич Порхаев, товарищ председателя (1908 г.), — осужден в 1931 году на пять лет[27]. О тех, кто руководил церковной жизнью в приходе в совет­ские годы, мы, к сожалению, располагаем отрывочными сведени­ями. Есть данные, что после Ипполитова в Кривошеино служил короткое время старообрядческий священник Кирилл Маркович Гапонов (до войны).

 

 

* * *

 

По рассказам старожилов, отступавшие немцы устроили в быв­шем кривошеинском храме два пулеметных гнезда, одно из них на колокольне. Покидая деревню, фашисты взорвали церковь. Колокольня взлетела на воздух, а в храме образовалась только трещина в стене.

 

Храм во имя преподобного Сергия Радонежского в Кривошеино. Современный вид. 2002 г.

Храм во имя преподобного Сергия Радонежского в Кривошеино. Современный вид. 2002 г.

После войны церковь приспособили под гараж. Он действует здесь и сейчас. Не каждый в деревне знает, что это сооружение из темно-красного кирпича с шиферной крышей, возле которого на асфальтовой площадке стоят машины, прицепы и комбайны

бывшая церковь. Старообрядцев в Кривошеине почти нет (в са­мом конце 1990-х я застал здесь только двух старушек, способных что-то рассказать из прошлого). Слишком сильны были потрясе­ния 1930-х. Кто мог — уехали, кого-то выбили отсюда репрессии, многие сделались неверующими, многие умерли... В Кривошеине поселились новые люди, приехавшие из других краев. И начался совсем новый этап в истории деревни.

 

[1] ГАКО. Ф. 62. Оп. 1. Д. 2495. Л. 4.

[2] Там же. Л.5 об.

[3] Там же. Л.5 об.

[4] ОР РГБ. Ф. 246. Оп. 1. Карт. 190. Ед.хр. 4 Лл. 47–48об.

[5] ГАКО. Ф. 130. Оп. 1. Д. 1261. Л. 4.

[6] Там же. Л. 21.

[7] ОР РГБ. Ф. 246 Карт. 190 Ед хр. 4. Л. 47об.

[8] ОР РГБ. Ф. 246 Карт. 1?5 Ед хр. 1. Л. 46.

[9] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 175. Ед. хр. 1. Л. 46 об.

[10] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 175. Ед. хр. 1. Л. 46 об.

[11] ОР РГБ. Ф. 246. Карт. 177. Ед. хр. 1. Л. 38.

[12] Салтыков-Щедрин М.Е. Современные движения в расколе: Рецензия // Сал­тыков Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 томах. М., 1966. Т. 5. С. 405.

[13] Салтыков-Щедрин М.Е. Современные движения в расколе: Рецензия // Сал­тыков Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 томах. М., 1966. Т. 5. С. 405.

[14] Там же. Л. 136.

[15] Мельников Ф.Е. Современные запросы старообрядчеству. М., 1999. С. 126.

[16] ОР РГБ. Ф. 246. Оп. 1. Карт. 197. Ед. хр. 9. Лл. 50–51 об.

[17] ГАКО. Ф. 788. Оп. 1. Д. 519. Л. 25об.

[18] ГАКО. Ф. 62. Оп. 7. Д. 420. Л. 17об.

[19] ГАКО. Ф. 62. Оп. 17. Д. 2135. Л. 11.

[20] РГАДА. Ф. 1475. Оп. 1. Д. 366. Л. 195.

[21] Там же. Лл. 235–236.

[22] Архив митрополии Московской и всея Руси (ММ и ВР) РПСЦ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 706. Л. 24.

[23] Деревня Кривошеино Малоярослав[ецкого] у[езда] Калуж[скои] г[убернии] // Слово правды. 1907. №82. С. 4.

[24] Боченков В.В. Годы и приходы. М., 2001. С. 54.

[25] Там же.

[26] Архив ММ и ВР РПСЦ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 706. Л. 18.

[27] Эти фамилии упоминаются в списках членов кривошеинской старообряд­ческой общины (ГАКО. Ф.62. Он. 19. Д. 2250) и в мартирологе репрессиро­ванных калужан «Из бездны небытия». Три тома этой книги издавались в 1993–1994 годах управлением МБ и ФСК по Калужской области.