Заключение

 

В плане художественного осмысления старообрядчества П.И Мель­ников в целом не отставал от своего времени. Осмысление шло во взаимосвязи с проблемой исторического предназначения России, рус­ского народа, которая решалась писателем с позиций, очень близких к славянофильским. Его выводы и суждения порой были излишне по­литизированы и искажены, хотя при этом П.И. Мельникову удалось сделать немало ценных статистических, этнографических, бытовых и других наблюдений, не потерявших значения и сегодня.

Вначале, в 1850-е гг., взгляды П.И. Мельникова на старообрядчес­тво ничем не отличались от общепринятых; авторская оценка, харак­тер персонажей испытали влияние сложившихся еще с конца XVII в. в противостарообрядческой публицистике стереотипов. Типичес­кие качества персонажей рассказов «Поярков» и «Гриша» — фанатизм, неспособность творить добро, двуличие, лицемерие, глупость, оправдание греха религиозными аргументами. Положительный ге­рой-старообрядец не стал объектом художественного изображения. Старообрядчество олицетворяет собой «недостатки русского народа», подлежащие искоренению. Концепция «недостатков...», изложенная в «Отчете о современном состоянии раскола в Нижегородской губер­нии», во многом наивная, была «переплавлена» в художественное качество при работе над рассказами «Поярков» и «Гриша». Старо­обрядцам — героям этих рассказов — свойственны легковерная по­датливость и доверие к различным абсурдным религиозным толкам, стремление нарушать закон. Эти качества раскрываются при помощи анекдотичных ситуаций, суждений, вложенных в уста героев, авто­рских характеристик, сатирического заострения тех или иных черт характера персонажа.

В «Отчете о современном состоянии...» мы встречаем эпизоды, в которых тщательно и детально описан старообрядческий быт (домаш­нее убранство, особенности одежды, речи) и которые могли бы быть использованы в художественном произведении, например, для харак­теристики героя, его семьи, для усиления эффекта правдоподобия. Но П.И. Мельников не использовал в своих рассказах эти богатейшие на­блюдения, хотя сочетание сатирической (критической) и бытоописа­тельной задач было вполне возможным, и это, на наш взгляд, удалось М.Е. Салтыкову-Щедрину в очерках «Матушка Мавра Кузьмовна», «Странник» из цикла «Губернских очерков». Сатирическое в целом изображение старообрядцев выполнено здесь в тесной связи с точной, в духе натуральной школы, обрисовкой их быта. Но если щедринс­кий чиновник из «Матушки Мавры Кузьмовны», от лица которого на­писан очерк, — это зоркий наблюдатель, способный подмечать разные бытовые мелочи, то мельниковский становой Поярков предпочитает злую насмешку над старообрядцами, передает рассказчику анекдо­ты о скитах, нисколь не интересуясь закрытым миром старообряд­чества, его бытом. Отсутствие бытописания, наличие карикатурных элементов, анекдотичных вставок, искусственность ситуаций и ха­рактеров, обусловленная стремлением к изображению негативного в старообрядчестве как типического — отличительные черты рассказов П.И. Мельникова «Поярков» и «Гриша». Идейные подходы к изоб­ражению старообрядчества у писателя совпадали с уже вошедшими из публицистики в литературу подходами, закрепившимися, напри­мер, в творчестве И.И. Лажечникова, М.Н. Загоскина. Общность этих подходов заметна также при сравнительном анализе рассказов П.И. Мельникова (рубежа 1850–1860 гг.) с произведениями его современ­ника Ф.В. Ливанова.

Необходимо отметить, что, принадлежа к «обличителям раскола», П.И. Мельников избежал некоторых расхожих художественных при­емов, которые использовали его современники, создавая образ ста­рообрядца. В сюжетной линии его рассказов отсутствует движение героя-старообрядца от преступления к покаянию с последующим при­соединением к «великороссийской церкви». Подобный сюжетный ход (мотив) отмечен в произведениях А.В. Иванова, Ф.В. Ливанова, из более известных писателей — у И.И. Лажечникова. Изображение ре­лигиозной переориентации героя, изменений в его внутреннем мире требовали иных стилевых доминант: отказа от сатирической кари­катурности, особого художественного психологизма, нацеленного на изображение душевного и мировоззренческого переворота в человеке. Однако, часто писатели не ставили себе подобных задач, поэтому мо­тив кающегося грешника-старообрядца выглядел в их произведениях искусственным и надуманным. П.И. Мельников не использовал этот мотив, выстраивая сюжет. Он нашел особые художественные средства для изображения внутреннего мира героев, показывая его в столкно­вении характеров, мировоззрений, с помощью само- и взаимохарактеристик, поступков и действий, отступлений от сюжета в историю рода, стилизаций, и особенно — фольклора (народные песни, пого­ворки, пословицы). Но в целом персонажи П.И. Мельникова, как в рассказах, так и в романах, мало склонны к рефлексии, к самоанализу[1]. Старообрядческие легенды, поверья, жития, широко используе­мые в дилогии, призваны отражать особое мировосприятие героев, не только особенности психологических состояний, склада и движений души. Повторим вывод Л.М. Лотман: «Сочетание наиболее традици­онных средств художественной изобразительности с реалистическими методами характеристики человека и его внутреннего мира, вырабо­танными литературой XIX века и не чуждыми устному народному творчеству новых времен, было одной из неотъемлемых особенностей творчества Мельникова, наложившей особенный отпечаток на образ­ную систему романов»[2].

Необходимо указать на особенности изображения реальных старооб­рядцев в историко-публицистических произведениях П.И. Мельнико­ва, иначе этой характеристики, относящейся лишь к художественно­му творчеству писателя, будет явно недостаточно, чтобы представить себе в целом его подходы к созданию образов старообрядцев. Писа­тель нейтрально относился к известным личностям и событиям ста­рообрядческой истории, ушедшим в далекое прошлое. В то же время современное ему старообрядчество ставил под прицел жесткой сати­ры. Эта особенность сохраняется в дилогии «В лесах» и «На горах» Достаточно посмотреть, с какой симпатией П.И. Мельников переска­зывает, использует в художественном пространстве романов, «Очер­ков поповщины» старообрядческие легенды, эпизоды житий подвижников «древлего благочестия». Но когда необходимо ввести в очерк, упомянуть в романе реальное лицо (будь то священник, оставшийся верным старообрядчеству, активный деятель старообрядчества, как, например, Афоний Кочуев, архиепископ Антоний, в дилогии — Ва­силий Борисыч, в ход идут ирония, акцентирование негативных ха­рактеристик героя, их сатирическое заострение, а порой и непроверенные факты, которым, к сожалению, писатель слишком доверял. Стиль его «Очерков поповщины» представляет оригинальный сплав документальной публицистики, исторического исследования с худо­жественными приемами изображения героев и событий, выражаю­щими субъективное, эмоциональное отношение автора к предмету изображения.

Залог будущего страны писатель со временем увидел в «старообряд­цах, которые не раскольниками будут». Идейный замысел дилогии с ее многоплановостью не мог быть реализован в рамках уже сложив­шейся сатирической поэтики изображения старообрядчества. П.И. Мельников нашел особый способ воплощения своих художественных идеи: его герои неотделимы от своей культурной среды, не могут быть из нее вырваны. Доминирование сатиры идет на убыль. Принцип пог­ружения в среду, в старообрядческую культуру был опробован еще в «Заузольцах» и «Грише». Там герои выступали носителями ста­рообрядческих преданий, в реальности которых они, безусловно, не сомневались, которые оказывали влияние на их действия. Детальное изображение быта, этнографических и мировоззренческих особен­ностей было воплощено в дилогии. Общий образ старообрядчества складывается здесь из образов различных действующих лиц, глав­ных и второстепенных, он характеризуется с помощью фольклорных средств, вещным миром дилогии, авторскими отступлениями, комментариями, взаимохарактеристиками героев, глубокими экскурсами в историю семей, географических мест. Этой задаче служат даже авторские пояснения в сносках.

Организующими стилевыми доминантами дилогии «В лесах» и «На горах» стали описательность и жизнеподобие. Особенность принципа жизнеподобия в том, что он не служит сатирической задаче, как в «Пояркове» и «Грише», в тех «Очерках поповщины», что посвящены современному старообрядчеству.

Эволюция образов старообрядцев в произведениях П.И. Мельни­кова обусловлена изменением его взглядов на историческую миссию древлеправославия. От схематичного персонажа, созданного по кано­нам, зародившимся в противостарообрядческой публицистике, П.И. Мельников шел, постепенно освобождаясь от этих канонических ус­ловностей, к созданию сложного, многогранного, индивидуального характера, в котором был бы воплощен национальный идеал. Тот или иной герой важен писателю как средство раскрытия более широкого, чем индивидуальный характер, образа, — образа народа, старообрядческого Поволжья. Он складывается и конкретизируется введением в художественное пространство дилогии множества второстепенных персонажей, что придает ему особый масштаб, колорит.

В дилогии можно выделить группу героев, условно назвав ее «хо­зяева». Этих поволжских купцов характеризует особое отношение к предпринимательству, семейному быту, религии.

Дилогия «В лесах» и «На горах» стала вершиной художественного наследия П.И. Мельникова. Ее своеобразие в том, что, во-первых, пи­сатель сумел убедительно показать неизвестный, обособленный мир, где согласно устоявшимся традициям, не принято делиться инфор­мацией, открываться. И более того — мир, о котором Россия знала лишь по тенденциозным публикациям. Во-вторых, старообрядчество, эта «отечественная Атлантида», было представлено убедительными человеческими характерами, где индивидуальное и типическое слож­но переплеталось. В начале XX века литературовед Л.М. Багрецов точно подметил, что действующие лица дилогии «...живут полной жизнью людей, занимающих определенное общественное положение, вступающих в отношения семейные — людей с известным умственным складом, характером, наклонностями, одним словом — с известной индивидуальностью»[3]. Мастерство и художественный талант П.И. Мельникова проявились, в частности, в том, что писатель стремился отойти от устоявшихся шаблонов изображения старообрядчества, ко­торым следовал некогда и сам. Его герой мыслится именно как целос­тный, убедительный характер, а не схема. Дилогия показала также неисчерпаемые возможности русского фольклора. Фольклор, исполь­зуемый П.И. Мельниковым в авторской речи, не выглядит чужерод­ным, он органически вписывается как в речь героев, так и в речь ав­тора, являясь одной из основ творческого сознания П.И. Мельникова.

Кстати, писатель опирался на фольклорные образы и символы, выра­жал свои идеи и мысли при помощи народных пословиц, поговорок, даже когда работал над критическими статьями, — в жанре, казалось бы, от фольклора далеком (достаточно указать на его статью о «Гро­зе» А.Н. Островского). Кроме того, уникальна сама по себе жанровая природа дилогии, сочетающая признаки семейного, авантюрного, бытового романа. В дилогии нельзя выявить одну доминирующую тему, можно говорить о системе тем. П.И. Мельников совершенно подорвал принципы художественного изображения старообрядчества, обозна­чив в старообрядческой среде положительный идеал. Более того, он нашел и обрисовал в этой среде национальный идеал.

В то же время исследователи творчества П.И. Мельникова (напри­мер, Л.М. Багрецов) отмечали в его романах определенную двойс­твенность в изображении старообрядчества. Ее можно проиллюстри­ровать примерами, изучать которые должна не только филология, но социология литературы. Известны случаи, когда романы «В ле­сах» и «На горах» пробуждали у читателей искренний интерес к ста­рообрядчеству и даже приводили их в лоно Русской Православной Старообрядческой Церкви[4]. В то же время в творчестве писателя видели источник антирелигиозной пропаганды. Так, в 1923 году на заседании литературной подкомиссии при центральной комиссии по проведению «Комсомольской пасхи» было решено переиздать сочине­ния П.И. Мельникова (наряду с известными «Очерками бурсы» Н.Г. Помяловского) для дискредитации религии и веры вообще[5].

У Ф.А. Абрамова есть рассказ «Из колена Авакумова» о судьбе жен­щины-старообрядки в суровом XX веке, сохранившей непреклонную силу духа, волю к борьбе и молитве, верность своим убеждениям во время «атеистической зимы». На склоне жизни в постоянных сво­их молитвах она просит Бога об одном: «не дай умереть с коростой клеветы бесовской. Сними понапраслину, сними жернов каменный. Хоть перед самой смертью, хоть в гробу пущай все увидят, кто раба твоя Соломида». По злой человеческой молве ее на селе считали кол­дуньей. Эта молитва была услышана, и праведность Соломиды была явлена всем, хотя и после ее смерти. Такой же «коростой клеветы бесовской» веками покрывали старообрядцев миссионеры и апологе­ты господствующей церкви, имя же им легион, и среди заслуг П.И. Мельникова необходимо отметить его попытки разбить царящие в обществе стереотипы.

Это и небольшие статьи, как «Mania religiosa», это постановка проблемы комплексного изучения старообрядчества, это «Письма о расколе», это лучшие страницы дилогии «В лесах» и «На горах». Порой те же стереотипы все же брали верх, и тем не менее, деятель­ность П.И. Мельникова и его творчество 1860-1870-х годов, хотя и не во всем своем объеме, хотя и с массой оговорок, отмечено попыткой снять «коросту клеветы бесовской» с древлеправославия и изменить отношение общества и закона к нему. Немаловажен вклад писателя в становление принципов веротерпимости, твердое отстаивание такти­ки отказа от преследований за веру, хотя и к этому П.И. Мельников пришел, что называется, от противного (достаточно проанализиро­вать его служебные записки по старообрядческому вопросу, взятые в хронологическом порядке). Изучение становления и развития взгля­дов на веротерпимость, их динамику представляется перспективным в сравнении со взглядами на этот же предмет И.С. Аксакова, Т.И. Филиппова, В.И. Кельсиева, о. Иоанна Верховского и др. Большое значение имеют краеведческие труды П.И. Мельникова, его работы по этнографии.

Многие из писателей, остающихся и поныне в стороне, заслужи­вают, безусловно, пристального внимания. И дело не в том, что они плохие, что они «второго ряда», просто русская литература слишком велика. Эти писатели могли бы составить славу любой европейской литературе, хотя, конечно, они — «второго ряда» по сравнению с Ф.М. Достоевским или Л.Н. Толстым... Мы пытались показать место П.И. Мельникова в системе старообрядческой и противостарообрядческой литературы и публицистики его времени. Каково его место в литера­туре 1870-1880 годов, ведь в современной П.И. Мельникову печати было немало критических высказываний о его творчестве?

Один из критиков в начале XX века называл П.И. Мельникова «русским Гомером». Сравнение может показаться довольно смелым, но, как нам кажется, оно в какой-то степени отражает масштаб пи­сателя и предполагает, что П.И. Мельников не может быть зачислен в ряды «второстепенных» «писателей-этнографов», к каковым его от­носили когда-то. Значение этого писателя, его место в литературе нам еще предстоит открывать, осознавать. Не писатель «второго ряда», а, скорее, мало изучаемый писатель... Ответ на поставленный вопрос мы сможем дать, когда изучим наследие П.И. Мельникова в полной мере, для чего необходимо дальнейшее выявление документов, связанных не только с его творческой, но и служебной деятельностью, дальней­шее изучение его наследия в самых разных аспектах и направлениях, в самых разных областях знания, к которым он имел отношение. Кроме того, это изучение должно идти в контексте изучения истории русского древлеправославия и его последующих судеб, очищения его от наносной «коросты клеветы бесовской» — дела, которое начинал П.И. Мельников и которое еще не доведено до конца. Необходимо новое переиздание собрания его сочинений — со служебными записками, с произведениями, не вошедшими в дореволюционные и советские собрания, наконец, с письмами и современным научным комментари­ем, который бы учитывал все нюансы изображения старообрядчества и сложный путь писателя к его осмыслению — путь освобождения от стереотипов, предстоящий всем, кто неравнодушен к отечественной истории и к Христовой Церкви, пришедшей на Русь при равноапос­тольном князе Владимире.

 

 

[1] Старикова А. О психологизме романов П.И. Мельникова (Андрея Печерского) // Творческая индивидуальность писателя и взаимодействие литератур. Алма-Ата, 1988.

[2] Лотман Л.М. Роман из народной жизни. Этнографический роман // История русс­кого романа. Л. –М., 1964. Т. 2. С. 413.

[3] Багрецов Л.М. Раскольничьи типы в беллетристических произведениях П.И. Мельникова-Печерского. СПб., 1904. С. 2.

[4] Своя тропинка к храму. Несколько рассказов о том, как люди приходят к истинной вере // Духовные ответы. 1998. Вып. 10. С. 35, 40–41.

[5] Протокол №1 литературной подкомиссии при центральной комиссии по проведению «Комсомольской пасхи // Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917–1941: Документы и фотоматериалы. М., 1996. С. 147.