Заключение
В плане художественного осмысления старообрядчества П.И Мельников в целом не отставал от своего времени. Осмысление шло во взаимосвязи с проблемой исторического предназначения России, русского народа, которая решалась писателем с позиций, очень близких к славянофильским. Его выводы и суждения порой были излишне политизированы и искажены, хотя при этом П.И. Мельникову удалось сделать немало ценных статистических, этнографических, бытовых и других наблюдений, не потерявших значения и сегодня.
Вначале, в 1850-е гг., взгляды П.И. Мельникова на старообрядчество ничем не отличались от общепринятых; авторская оценка, характер персонажей испытали влияние сложившихся еще с конца XVII в. в противостарообрядческой публицистике стереотипов. Типические качества персонажей рассказов «Поярков» и «Гриша» — фанатизм, неспособность творить добро, двуличие, лицемерие, глупость, оправдание греха религиозными аргументами. Положительный герой-старообрядец не стал объектом художественного изображения. Старообрядчество олицетворяет собой «недостатки русского народа», подлежащие искоренению. Концепция «недостатков...», изложенная в «Отчете о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», во многом наивная, была «переплавлена» в художественное качество при работе над рассказами «Поярков» и «Гриша». Старообрядцам — героям этих рассказов — свойственны легковерная податливость и доверие к различным абсурдным религиозным толкам, стремление нарушать закон. Эти качества раскрываются при помощи анекдотичных ситуаций, суждений, вложенных в уста героев, авторских характеристик, сатирического заострения тех или иных черт характера персонажа.
В «Отчете о современном состоянии...» мы встречаем эпизоды, в которых тщательно и детально описан старообрядческий быт (домашнее убранство, особенности одежды, речи) и которые могли бы быть использованы в художественном произведении, например, для характеристики героя, его семьи, для усиления эффекта правдоподобия. Но П.И. Мельников не использовал в своих рассказах эти богатейшие наблюдения, хотя сочетание сатирической (критической) и бытоописательной задач было вполне возможным, и это, на наш взгляд, удалось М.Е. Салтыкову-Щедрину в очерках «Матушка Мавра Кузьмовна», «Странник» из цикла «Губернских очерков». Сатирическое в целом изображение старообрядцев выполнено здесь в тесной связи с точной, в духе натуральной школы, обрисовкой их быта. Но если щедринский чиновник из «Матушки Мавры Кузьмовны», от лица которого написан очерк, — это зоркий наблюдатель, способный подмечать разные бытовые мелочи, то мельниковский становой Поярков предпочитает злую насмешку над старообрядцами, передает рассказчику анекдоты о скитах, нисколь не интересуясь закрытым миром старообрядчества, его бытом. Отсутствие бытописания, наличие карикатурных элементов, анекдотичных вставок, искусственность ситуаций и характеров, обусловленная стремлением к изображению негативного в старообрядчестве как типического — отличительные черты рассказов П.И. Мельникова «Поярков» и «Гриша». Идейные подходы к изображению старообрядчества у писателя совпадали с уже вошедшими из публицистики в литературу подходами, закрепившимися, например, в творчестве И.И. Лажечникова, М.Н. Загоскина. Общность этих подходов заметна также при сравнительном анализе рассказов П.И. Мельникова (рубежа 1850–1860 гг.) с произведениями его современника Ф.В. Ливанова.
Необходимо отметить, что, принадлежа к «обличителям раскола», П.И. Мельников избежал некоторых расхожих художественных приемов, которые использовали его современники, создавая образ старообрядца. В сюжетной линии его рассказов отсутствует движение героя-старообрядца от преступления к покаянию с последующим присоединением к «великороссийской церкви». Подобный сюжетный ход (мотив) отмечен в произведениях А.В. Иванова, Ф.В. Ливанова, из более известных писателей — у И.И. Лажечникова. Изображение религиозной переориентации героя, изменений в его внутреннем мире требовали иных стилевых доминант: отказа от сатирической карикатурности, особого художественного психологизма, нацеленного на изображение душевного и мировоззренческого переворота в человеке. Однако, часто писатели не ставили себе подобных задач, поэтому мотив кающегося грешника-старообрядца выглядел в их произведениях искусственным и надуманным. П.И. Мельников не использовал этот мотив, выстраивая сюжет. Он нашел особые художественные средства для изображения внутреннего мира героев, показывая его в столкновении характеров, мировоззрений, с помощью само- и взаимохарактеристик, поступков и действий, отступлений от сюжета в историю рода, стилизаций, и особенно — фольклора (народные песни, поговорки, пословицы). Но в целом персонажи П.И. Мельникова, как в рассказах, так и в романах, мало склонны к рефлексии, к самоанализу[1]. Старообрядческие легенды, поверья, жития, широко используемые в дилогии, призваны отражать особое мировосприятие героев, не только особенности психологических состояний, склада и движений души. Повторим вывод Л.М. Лотман: «Сочетание наиболее традиционных средств художественной изобразительности с реалистическими методами характеристики человека и его внутреннего мира, выработанными литературой XIX века и не чуждыми устному народному творчеству новых времен, было одной из неотъемлемых особенностей творчества Мельникова, наложившей особенный отпечаток на образную систему романов»[2].
Необходимо указать на особенности изображения реальных старообрядцев в историко-публицистических произведениях П.И. Мельникова, иначе этой характеристики, относящейся лишь к художественному творчеству писателя, будет явно недостаточно, чтобы представить себе в целом его подходы к созданию образов старообрядцев. Писатель нейтрально относился к известным личностям и событиям старообрядческой истории, ушедшим в далекое прошлое. В то же время современное ему старообрядчество ставил под прицел жесткой сатиры. Эта особенность сохраняется в дилогии «В лесах» и «На горах» Достаточно посмотреть, с какой симпатией П.И. Мельников пересказывает, использует в художественном пространстве романов, «Очерков поповщины» старообрядческие легенды, эпизоды житий подвижников «древлего благочестия». Но когда необходимо ввести в очерк, упомянуть в романе реальное лицо (будь то священник, оставшийся верным старообрядчеству, активный деятель старообрядчества, как, например, Афоний Кочуев, архиепископ Антоний, в дилогии — Василий Борисыч, в ход идут ирония, акцентирование негативных характеристик героя, их сатирическое заострение, а порой и непроверенные факты, которым, к сожалению, писатель слишком доверял. Стиль его «Очерков поповщины» представляет оригинальный сплав документальной публицистики, исторического исследования с художественными приемами изображения героев и событий, выражающими субъективное, эмоциональное отношение автора к предмету изображения.
Залог будущего страны писатель со временем увидел в «старообрядцах, которые не раскольниками будут». Идейный замысел дилогии с ее многоплановостью не мог быть реализован в рамках уже сложившейся сатирической поэтики изображения старообрядчества. П.И. Мельников нашел особый способ воплощения своих художественных идеи: его герои неотделимы от своей культурной среды, не могут быть из нее вырваны. Доминирование сатиры идет на убыль. Принцип погружения в среду, в старообрядческую культуру был опробован еще в «Заузольцах» и «Грише». Там герои выступали носителями старообрядческих преданий, в реальности которых они, безусловно, не сомневались, которые оказывали влияние на их действия. Детальное изображение быта, этнографических и мировоззренческих особенностей было воплощено в дилогии. Общий образ старообрядчества складывается здесь из образов различных действующих лиц, главных и второстепенных, он характеризуется с помощью фольклорных средств, вещным миром дилогии, авторскими отступлениями, комментариями, взаимохарактеристиками героев, глубокими экскурсами в историю семей, географических мест. Этой задаче служат даже авторские пояснения в сносках.
Организующими стилевыми доминантами дилогии «В лесах» и «На горах» стали описательность и жизнеподобие. Особенность принципа жизнеподобия в том, что он не служит сатирической задаче, как в «Пояркове» и «Грише», в тех «Очерках поповщины», что посвящены современному старообрядчеству.
Эволюция образов старообрядцев в произведениях П.И. Мельникова обусловлена изменением его взглядов на историческую миссию древлеправославия. От схематичного персонажа, созданного по канонам, зародившимся в противостарообрядческой публицистике, П.И. Мельников шел, постепенно освобождаясь от этих канонических условностей, к созданию сложного, многогранного, индивидуального характера, в котором был бы воплощен национальный идеал. Тот или иной герой важен писателю как средство раскрытия более широкого, чем индивидуальный характер, образа, — образа народа, старообрядческого Поволжья. Он складывается и конкретизируется введением в художественное пространство дилогии множества второстепенных персонажей, что придает ему особый масштаб, колорит.
В дилогии можно выделить группу героев, условно назвав ее «хозяева». Этих поволжских купцов характеризует особое отношение к предпринимательству, семейному быту, религии.
Дилогия «В лесах» и «На горах» стала вершиной художественного наследия П.И. Мельникова. Ее своеобразие в том, что, во-первых, писатель сумел убедительно показать неизвестный, обособленный мир, где согласно устоявшимся традициям, не принято делиться информацией, открываться. И более того — мир, о котором Россия знала лишь по тенденциозным публикациям. Во-вторых, старообрядчество, эта «отечественная Атлантида», было представлено убедительными человеческими характерами, где индивидуальное и типическое сложно переплеталось. В начале XX века литературовед Л.М. Багрецов точно подметил, что действующие лица дилогии «...живут полной жизнью людей, занимающих определенное общественное положение, вступающих в отношения семейные — людей с известным умственным складом, характером, наклонностями, одним словом — с известной индивидуальностью»[3]. Мастерство и художественный талант П.И. Мельникова проявились, в частности, в том, что писатель стремился отойти от устоявшихся шаблонов изображения старообрядчества, которым следовал некогда и сам. Его герой мыслится именно как целостный, убедительный характер, а не схема. Дилогия показала также неисчерпаемые возможности русского фольклора. Фольклор, используемый П.И. Мельниковым в авторской речи, не выглядит чужеродным, он органически вписывается как в речь героев, так и в речь автора, являясь одной из основ творческого сознания П.И. Мельникова.
Кстати, писатель опирался на фольклорные образы и символы, выражал свои идеи и мысли при помощи народных пословиц, поговорок, даже когда работал над критическими статьями, — в жанре, казалось бы, от фольклора далеком (достаточно указать на его статью о «Грозе» А.Н. Островского). Кроме того, уникальна сама по себе жанровая природа дилогии, сочетающая признаки семейного, авантюрного, бытового романа. В дилогии нельзя выявить одну доминирующую тему, можно говорить о системе тем. П.И. Мельников совершенно подорвал принципы художественного изображения старообрядчества, обозначив в старообрядческой среде положительный идеал. Более того, он нашел и обрисовал в этой среде национальный идеал.
В то же время исследователи творчества П.И. Мельникова (например, Л.М. Багрецов) отмечали в его романах определенную двойственность в изображении старообрядчества. Ее можно проиллюстрировать примерами, изучать которые должна не только филология, но социология литературы. Известны случаи, когда романы «В лесах» и «На горах» пробуждали у читателей искренний интерес к старообрядчеству и даже приводили их в лоно Русской Православной Старообрядческой Церкви[4]. В то же время в творчестве писателя видели источник антирелигиозной пропаганды. Так, в 1923 году на заседании литературной подкомиссии при центральной комиссии по проведению «Комсомольской пасхи» было решено переиздать сочинения П.И. Мельникова (наряду с известными «Очерками бурсы» Н.Г. Помяловского) для дискредитации религии и веры вообще[5].
У Ф.А. Абрамова есть рассказ «Из колена Авакумова» о судьбе женщины-старообрядки в суровом XX веке, сохранившей непреклонную силу духа, волю к борьбе и молитве, верность своим убеждениям во время «атеистической зимы». На склоне жизни в постоянных своих молитвах она просит Бога об одном: «не дай умереть с коростой клеветы бесовской. Сними понапраслину, сними жернов каменный. Хоть перед самой смертью, хоть в гробу пущай все увидят, кто раба твоя Соломида». По злой человеческой молве ее на селе считали колдуньей. Эта молитва была услышана, и праведность Соломиды была явлена всем, хотя и после ее смерти. Такой же «коростой клеветы бесовской» веками покрывали старообрядцев миссионеры и апологеты господствующей церкви, имя же им легион, и среди заслуг П.И. Мельникова необходимо отметить его попытки разбить царящие в обществе стереотипы.
Это и небольшие статьи, как «Mania religiosa», это постановка проблемы комплексного изучения старообрядчества, это «Письма о расколе», это лучшие страницы дилогии «В лесах» и «На горах». Порой те же стереотипы все же брали верх, и тем не менее, деятельность П.И. Мельникова и его творчество 1860-1870-х годов, хотя и не во всем своем объеме, хотя и с массой оговорок, отмечено попыткой снять «коросту клеветы бесовской» с древлеправославия и изменить отношение общества и закона к нему. Немаловажен вклад писателя в становление принципов веротерпимости, твердое отстаивание тактики отказа от преследований за веру, хотя и к этому П.И. Мельников пришел, что называется, от противного (достаточно проанализировать его служебные записки по старообрядческому вопросу, взятые в хронологическом порядке). Изучение становления и развития взглядов на веротерпимость, их динамику представляется перспективным в сравнении со взглядами на этот же предмет И.С. Аксакова, Т.И. Филиппова, В.И. Кельсиева, о. Иоанна Верховского и др. Большое значение имеют краеведческие труды П.И. Мельникова, его работы по этнографии.
Многие из писателей, остающихся и поныне в стороне, заслуживают, безусловно, пристального внимания. И дело не в том, что они плохие, что они «второго ряда», просто русская литература слишком велика. Эти писатели могли бы составить славу любой европейской литературе, хотя, конечно, они — «второго ряда» по сравнению с Ф.М. Достоевским или Л.Н. Толстым... Мы пытались показать место П.И. Мельникова в системе старообрядческой и противостарообрядческой литературы и публицистики его времени. Каково его место в литературе 1870-1880 годов, ведь в современной П.И. Мельникову печати было немало критических высказываний о его творчестве?
Один из критиков в начале XX века называл П.И. Мельникова «русским Гомером». Сравнение может показаться довольно смелым, но, как нам кажется, оно в какой-то степени отражает масштаб писателя и предполагает, что П.И. Мельников не может быть зачислен в ряды «второстепенных» «писателей-этнографов», к каковым его относили когда-то. Значение этого писателя, его место в литературе нам еще предстоит открывать, осознавать. Не писатель «второго ряда», а, скорее, мало изучаемый писатель... Ответ на поставленный вопрос мы сможем дать, когда изучим наследие П.И. Мельникова в полной мере, для чего необходимо дальнейшее выявление документов, связанных не только с его творческой, но и служебной деятельностью, дальнейшее изучение его наследия в самых разных аспектах и направлениях, в самых разных областях знания, к которым он имел отношение. Кроме того, это изучение должно идти в контексте изучения истории русского древлеправославия и его последующих судеб, очищения его от наносной «коросты клеветы бесовской» — дела, которое начинал П.И. Мельников и которое еще не доведено до конца. Необходимо новое переиздание собрания его сочинений — со служебными записками, с произведениями, не вошедшими в дореволюционные и советские собрания, наконец, с письмами и современным научным комментарием, который бы учитывал все нюансы изображения старообрядчества и сложный путь писателя к его осмыслению — путь освобождения от стереотипов, предстоящий всем, кто неравнодушен к отечественной истории и к Христовой Церкви, пришедшей на Русь при равноапостольном князе Владимире.
[1] Старикова А. О психологизме романов П.И. Мельникова (Андрея Печерского) // Творческая индивидуальность писателя и взаимодействие литератур. Алма-Ата, 1988.
[2] Лотман Л.М. Роман из народной жизни. Этнографический роман // История русского романа. Л. –М., 1964. Т. 2. С. 413.
[3] Багрецов Л.М. Раскольничьи типы в беллетристических произведениях П.И. Мельникова-Печерского. СПб., 1904. С. 2.
[4] Своя тропинка к храму. Несколько рассказов о том, как люди приходят к истинной вере // Духовные ответы. 1998. Вып. 10. С. 35, 40–41.
[5] Протокол №1 литературной подкомиссии при центральной комиссии по проведению «Комсомольской пасхи // Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917–1941: Документы и фотоматериалы. М., 1996. С. 147.